Ложная память
Шрифт:
— Мальчик был пациентом Аримана, — уверенно сказал Дасти.
— Нет. Эти три мерзавца, вторгшиеся в мой дом, эти ухоженные благообразные головорезы сказали мне, что пациенткой Аримана была мать мальчика. Я не знал об этом. Я даже представить не могу, зачем ей нужно было с ним встречаться.
— Через мать, — сказала Марти, — Ариман наложил лапы на мальчика.
— И каким-то образом обработал его, внедрив с помощью гипнотического внушения или чего-то еще в этом роде ложные воспоминания.
— Это больше, чем гипнотическое внушение, — сказал Дасти. — Не знаю, что
Отхлебнув добрый глоток пива, Рой Клостерман продолжил:
— Эти ублюдки сказали мне… во время съемки мальчик находился в трансе. Оказавшись в полном сознании, он не будет помнить об этих ложных воспоминаниях, об ужасных вещах, которые говорил обо мне. Он никогда не увидит этого во сне, даже на подсознательном уровне это не будет его тревожить. Они не окажут никакого воздействия на его психику, его жизнь. Но ложные воспоминания должны внедриться в сферу, которую они назвали подподсознанием, сохраняться там в подавленном виде и могут быть получены, если мальчик когда-нибудь получит команду все это вспомнить. Они обещали дать ему эту команду в том случае, если я попытаюсь причинить неприятности Марку Ариману в связи с делом дошкольного заведения Орнуолов или каким-либо еще. После этого они уехали, забрав с собой видеозапись.
Адвокат Аримана, обитавший в сознании Дасти, удалился куда-то в дальние закоулки, его голос звучал куда слабее и потерял убедительность.
— Но вы хоть предполагаете, кем могли быть эти трое? — спросила Марти.
— Мне совершенно неважно, название какого учреждения напечатано на тех чеках, по которым они получают зарплату, — отозвался Рой Клостерман. — Достаточно, что я знаю, чем от них пахло.
— Властью, — уверенно сказал Дасти.
— Прямо так и смердело, — подтвердил врач.
Судя по всему, в этот момент Марти не так боялась сама сотворить что-нибудь ужасное, как тревожилась, не сделали бы этого мужчины: она положила ладонь на руку Дасти и изо всей силы прижала ее к столу.
Из прихожей послышалось запыхавшееся дыхание и торопливый стук когтей собачьих лап. Валет и Шарлотта, наигравшиеся, улыбаясь всеми своими страшными зубами, возвратились в кухню.
Почти сразу же раздались другие шаги, на этот раз человеческие, и в кухню вошел коренастый, приветливый на вид человек в гавайской рубашке и шортах до середины икр. В левой руке он держал конверт из оберточной бумаги.
— Это Брайен, — сказал Рой Клостерман и представил вошедшему своих гостей.
Пожав руку Дасти, Брайен вручил ему конверт.
— Это досье на Аримана, которое собрал Рой.
— Но мы не давали его вам, — предупредил врач, — и вы не должны возвращать его.
— Честно говоря, — вмешался Брайен, — мы не хотим, чтобы оно когда-либо вернулось к нам.
— Брайен, — обратился к нему Рой Клостерман, — покажи им твое ухо.
Откинув изрядной длины белокурые волосы с левой стороны головы назад, Брайен покрутил, растянул, дернул и в конце концов оторвал ухо.
Марти потеряла дар речи.
— Протез, — пояснил Рой Клостерман. — Когда той ночью три мерзавца убрались, я поднялся наверх и обнаружил Брайена без сознания. Его ухо было отрезано — и рана зашита рукой специалиста.
— Настоящие лапочки, — сказал Брайен, прикладывая ухо ко лбу, к щекам. Его исполненное почти натурального веселья представление заставило Дасти улыбнуться, несмотря на совершенно невеселые обстоятельства.
— Мы с Брайеном живем вместе уже больше двадцати четырех лет, — сказал врач.
— Больше двадцати пяти, — поправил Брайен. — Рой, ты всегда безнадежно забывал о юбилеях.
— Им не нужно было калечить его, — сказал Клостерман. — Видеофильма с мальчиком было достаточно, больше чем достаточно. Они сделали это только для того, чтобы показать, у кого сила в руках.
— Со мной это подействовало, — заметил Брайен, приставляя протезное ухо на место.
— И, — добавил Рой Клостерман, — возможно, теперь вы поймете, почему угроза фальшивыми разоблачениями со стороны мальчика оказалась для меня таким ударом. Из-за наших с Брайеном отношений, нашей совместной жизни, нашлись бы люди, которые с легкостью обвинили бы меня в том, что я развращаю ребенка. Но, клянусь богом, если бы я когда-либо почувствовал любое искушение такого рода, любую сексуальную тягу к ребенку, я собственной рукой перерезал бы себе глотку.
— Если бы я не сделал этого раньше, — вставил Брайен.
С приходом Брайена душившая Клостермана ярость стала утихать, исчезли бурые пятна, проступившие из-под многолетнего загара. Но теперь тени вновь стали возвращаться на его лицо.
— Я вовсе не собираюсь оправдывать свое отступление, искать в нем достоинство. Семья Орнуолов уничтожена, хотя все они были ни в чем не повинны. Если бы в борьбе участвовали только я и Марк Ариман, то я сражался бы против него, чего бы это ни стоило. Но эти люди, слизняки, выползающие из-под камней, чтобы защищать его… Я просто не понимаю этого. И не могу бороться против того, чего не понимаю.
— Может быть, и мы тоже не сможем бороться против этого, — задумчиво протянул Дасти.
— Может быть, и нет, — согласился Клостерман. — А вы заметили, что я всячески избегал задавать вам прямые вопросы о том, что случилось с вашей подругой Сьюзен и каковы ваши собственные проблемы с Ариманом. Потому что, если быть честным, я ничего больше не хочу знать. Полагаю, что это трусость с моей стороны. Я никогда не считал себя трусом до сих пор, до появления Аримана, но теперь я знаю, что на большее уже не способен.
— Со всеми нами это бывает, — воскликнула Марти, обнимая его. — И вы никакой не трус, док. Вы прекрасный, храбрый человек.
— Я говорил ему, — заметил Брайен, — но мне он никогда не верит.
Врач на секунду крепко прижал Марти к себе.
— Вам потребуется вся душевная широта, имевшаяся у вашего отца, и вся его смелость.
— Все это у нее есть, — ответил Дасти.
Это был самый странный момент проявления духа товарищества, о котором Дасти когда-либо знал: четыре человека, столь несхожих между собой и все равно державшихся так, словно были последними представителями человечества, оставшимися на планете после колонизации ее инопланетянами.