Ложное впечатление (в сокращении)

Арчер Джеффри

— Грубым, прямолинейным, в лоб? Какое слово вы искали, дорогая моя? — спросила Арабелла. — Давайте признаем, что мне позарез нужны деньги, время на исходе и у меня не осталось почти никакого выбора.

— Трудно в это поверить, глядя на вас, — заметила Анна, восхищаясь ее длинным вечерним платьем из розовой шелковистой тафты и бриллиантовым ожерельем. По сравнению с нарядом Арабеллы короткое платье Анны от Армани казалось немного будничным.

— Когда, по-вашему, он примет решение?

— За считанные мгновения — как все великие собиратели. Ему потребуется

не больше восьми секунд, — ответила Анна, не сводя глаз с Ван Гога.

— Так выпьем за это, — предложила Арабелла.

Эндрюс приблизился с серебряным подносом, на котором стояли три фужера.

— Бокал шампанского, мадам?

— Спасибо, — сказала Анна, беря узкий фужер на длинной тонкой ножке. Когда Эндрюс отошел, ее взгляд упал на зеленовато-черную вазу.

— Какая красота! — вырвалось у нее.

— Подарок господина Накамуры, — сказала Арабелла. — Я просто в смятении. Кстати, надеюсь, я не допустила бестактность, выставив ее, пока господин Накамура все еще в моем доме.

— Разумеется, нет, — успокоила ее Анна. — Господин Накамура будет польщен. — И добавила: — В этой комнате ваза не просто смотрится, она сияет. В отношении истинного гения действует лишь один закон. Произведение любого искусства всегда на своем месте в окружении столь же гениальных творений. Не сомневаюсь, что у себя на родине ее создатель, кем бы он ни был, считается мастером.

— Не совсем так, — раздался голос у них за спиной.

Арабелла и Анна одновременно повернулись и увидели господина Накамуру, облаченного в смокинг.

— Не считается мастером? — удивилась Анна.

— Нет, — ответил Накамура. — В вашей стране великих людей посвящают в рыцари или жалуют им титул баронета, тогда как в Японии мы воздаем таким талантам, именуя их «национальным сокровищем».

Эндрюс предложил Накамуре бокал шампанского. Арабелла заметила:

— Какая утонченная культура. Я просто влюблена в эту вазу. Фенстон может забрать у меня что угодно, но завладеть моим национальным сокровищем я ему не позволю.

— Может, ему и не придется ничего у вас забирать, — сказал господин Накамура и повернулся к картине Ван Гога, словно видел ее впервые. Арабелла затаила дыхание, Анна впилась взглядом в его лицо.

— Порой миллионы дают немалое преимущество, — обратился Накамура к Арабелле. — Они позволяют предаваться собирательству чужих национальных сокровищ.

Анне хотелось закричать от радости, но она просто подняла фужер. Господин Накамура ответил тем же. По щекам Арабеллы текли слезы.

— Не знаю, как вас и благодарить, — сказала она.

— Не меня, — возразил Накамура, — Анну. Вся история пришла к столь достойному завершению только благодаря ее смелости.

— Согласна, — сказала Арабелла, — и поэтому попрошу Эндрюса повесить «Автопортрет» в спальне Анны. Пусть она будет последней, кто полюбуется на картину перед ее отправкой в Японию.

— Весьма справедливо, — заметил Накамура. — Но если Анна станет исполнительным директором моего фонда, она сможет любоваться картиной хоть каждый день.

Анна хотела ответить, но тут в гостиной вновь появился Эндрюс

и объявил:

— Миледи, ужин подан.

— Пленка может чем-нибудь нам помочь? — спросил Мейси.

— Ничем, — ответил Джек. — Липман успел переснять всего восемь документов.

— Можем мы что-нибудь из них почерпнуть?

— Ничего такого, чего бы уже не знали. В основном это договоры, которые подтверждают, что Фенстон по-прежнему обирает клиентов по всему свету. Я на одно надеюсь — что у ПУНа [1] хватит доказательств выдвинуть обвинения против Фенстона.

1

Полицейское управление Нью-Йорка

— Что нового говорят врачи о состоянии Липмана? — спросил Мейси.

— Ничего хорошего, — признал Джек. — В кабинете Фенстона его разбил инсульт из-за высокого артериального давления. Откровенно говоря, его лечащий врач считает, что он обречен на растительное существование.

— Полиция интересуется, работает ли у нас агент по фамилии Дилени и если да, не он ли забрал камеру с места преступления.

— Камера — собственность ФБР, — возразил Джек, подавив улыбку.

— Как вам прекрасно известно, Джек, уже нет, если становится вещдоком в уголовном процессе. Послали бы им лучше подборку сделанных Липманом снимков и постарались теснее сотрудничать.

— А что они могут предложить со своей стороны?

— Копию фотографии с вашей фамилией на обороте.

Главный спецагент подтолкнул по столешнице к Джеку распечатку снимка, на котором Фенстон обменивался рукопожатием с Джорджем Бушем во время посещения президентом Нулевого уровня. Джеку вспомнилась увеличенная копия фотографии на стене в кабинете Фенстона.

— Как эта копия попала в ПУН? — спросил он.

— Ее обнаружили на письменном столе Липмана. Он, видимо, собирался передать ее вам вчера вечером и объяснить надпись на обороте.

Джек раздумывал над текстом надписи «Дилени, других улик, кроме этой, вам не потребуется», когда на столе у Мейси зазвонил телефон.

Тот поднял трубку, послушал и распорядился:

— Соедините.

Затем положил трубку и щелкнул выключателем спикерфона, чтобы оба могли участвовать в разговоре.

— Привет, Дик, говорит Том Красанти из Лондона. Мы считаем, что Кранц пробралась в Англию.

— Не может быть, — возразил Джек. — Как бы она умудрилась пройти через паспортный контроль?

— Вероятно, выдав себя за стюардессу «Аэрофлота». Мне позвонил коллега из российского посольства и предупредил, что в Англию проникла женщина по чужому паспорту на имя Александры Престакович.

— С чего они решили, что Престакович и есть Кранц? — спросил Джек.

— Ничего они не решили, — ответил Том. — Мне рассказали только, что эта женщина подольстилась к старшей стюардессе на ежедневном лондонском рейсе «Аэрофлота», а потом ее одурачила, и та провела ее через паспортный контроль.