Лозоходец
Шрифт:
– Тише. Гляди сам.
Вдоль заборов крались двое: мужик и баба. Подошли ближе к дому, осмотрелись, но нас не заметили.
– Иван, до утра не могло ждать? – раздался в темноте голос Алёны.
– Ага, и дождёмся, когда другой кто дом к рукам приберёт, – ответил тот шёпотом, – иди давай.
– Не по-людски как-то, – жалобно сказала женщина.
– А детям кажную зиму мёрзнуть можно? Не мели чушь, топай.
Тени шмыгнули в калитку, скрипнул засов и всё стихло.
Читал я про такие случаи, когда соседи писали доносы, стремясь поживиться
Отец сплюнул:
– Дрянь какая, – он тоже догадался, что произошло, – идём, Егор, не то, не ровён час, сам его пристрелю.
Старик поднялся с земли, опираясь на ружьё и пошёл к дому. Плечи его были опущены, нелегко понимать, что живёшь рядом с такой мразью, что и родных не погнушается подставить.
Дошли молча, также разошлись по своим комнатам. Даша не спала дожидаясь. Мы улеглись, и я рассказал, что произошло. Слышал, как тихо всхлипывает жена.
– Егорушка, да разве так можно? – она искренне не понимала. Деревенская жизнь тяжела, не раз и не два обращаются друг к другу за помощью, живут селяне как одна семья. А тут…
– Спи, родная, – вытер я слёзы с её щёк, – спи. Не бросим в беде Евдокию.
Весть о том, что пьянчуга Иван занял чужую хату, разнеслась с утра быстрее пожара. Мы с отцом, позавтракав, отправились к Панасу. Евдокии и впрямь нужно помочь. Возле его дома, гудя, как осиный рой, стояли мужики, кто с вилами, а кто и с ружьями.
– Гнать их взашей, – послышался чей-то голос, – ишь, чего удумал, ирод!
– Охолонись ты, – поморщился Панас, – станем гнать, завтра и за нами приедут.
– Что же теперь, смотреть молча? – спросил неразговорчивый обычно Фёдор, наш кузнец. Жил он бобылём, нелюдимый. Дом его стоял ближе к реке, на самой околице.
– Что толку языками молоть, – вступил в разговор отец, – решать надо, что с бабой и детьми делать?
– Если дом Ивана нынче пустует, так может туда им поселиться? – предложил кто-то.
– А завтра он опять кляузничать начнёт, что его дома лишили. Хватит с них, нахлебались, – ответил отец.
Все замолчали. Избы у всех имеются, да лишние рты никому не нужны, самим бы прокормиться.
– К себе их заберу, – сказал хмурый Фёдор, – всё равно один. Проживём как-нибудь.
– Другое дело, – улыбнулся Панас, лицо его посветлело, – айда, будем с Евдокией говорить. А вы не стойте тут, – обернулся он на ходу, – дел других, что ли нет?
Рядом со мной объявился Стёпка, потянул за руку:
– Папка, пошли, что покажу.
Душа к делам всё одно не лежала, я потрепал сына по макушке:
– Куда хочешь?
– К речке, – не унимался он.
Отец махнул рукой:
– Ступайте, я домой.
Мы отправились к Бормотухе, Стёпка подпрыгивал от нетерпения, забегая далеко вперёд.
Скоро подошли к самой речке.
– Так чего ты хотел? – окликнул я сына.
– Смотри, – тот наклонился к воде, погладил её гладь, точно она была живой. Потом приподнял ладошку и глянул на меня, смотрю или нет.
– Видел? – улыбнулся Стёпка. – Как ты могу, – и горделиво округлил тощую грудь.
– Братец, да у тебя дар проснулся! – удивился я.
Управление водой передавалось у нас от деда внуку. У моего бати дара не было. А у меня сила проснулась. Стёпке по идее ничего перейти не должно было. Но отчего-то судьба распорядилась иначе, да ещё так рано. Ему восемь, мне было пятнадцать, когда способности проявились. Выходит, дар его будет сильным.
– Только ты об этом никому не говори, – сел я рядышком, наблюдая, как сын играет с речкой, и та отзывается на его проказы.
– Почему? Все ведь знают, что ты лозоходец.
– Не все. И потом, видел какие люди иногда бывают?
– Ты про тех, что у тётки Евдокии дом отняли?
– Да, про них.
Стёпка задумался:
– Понял, папа. Молчать буду.
Я глянул ему в глаза, не по-детски мудрые. Плохо, когда детям приходится так рано взрослеть, расставаясь с наивными грёзами.
Пробуждение дара у Стёпки натолкнуло и меня на мысль заняться развитием своих сил. Раньше все дни занимала работа в поле и огороде, теперь же посвободнее стало. В такие времена моё умение может ой как пригодиться!
Глава 10
Вместе со Стёпкой пропадали мы на берегах Бормотухи, стараясь совладать с нашим даром. Объяснить сыну я ничего не мог, так что действовали, скорее, по наитию. Но за несколько дней научились «слышать» воду, потоки не только наземные, но и грунтовые.
Сегодня я разбудил Стёпку спозаранку и повёл в лес, хотелось проверить одну свою теорию.
Заходить глубоко в чащу мы не стали, устроились недалеко от опушки.
– Давай-ка, братец, попробуем пробить из-под земли родник.
Надо сказать, что в лесу было полно ручьёв, воды здесь залегали близко к поверхности.
– Всамделишный? – загорелись глаза сына.
– Конечно.
Мы устроились под раскидистой елью, которая прикрыла нас своими ветвями от любопытных глаз. Хоть и знают в деревне про наш родовой дар, но лишний раз афишировать его не хотелось.
Я прикрыл глаза и положил руки на землю. Вот он, поток. Отзывается. Это ощущение походило на некий отголосок морозной свежести, который чувствовали ладони. Пальцы слегка закололо.
Стёпка поглядывал на меня одним глазом, ждал сигнала.
– Нашёл? – спросил я его.
– Что искать, он ведь прямо под нами, – довольно ответил сын.
– Правильно, теперь зови его на поверхность. Так, будто он живой.
Вода ведь – это не просто жидкость, а вполне себе мыслящая, если можно так сказать, структура. Со своей памятью и силой.
Мы устроились поближе друг к другу, прижали ладони к земле и приступили к делу.
Вода будто только того и ждала: поток устремился вверх, пробивая себе путь, скоро под руками забурлило и зазвенел в траве поначалу мутный ручеёк. Вода пробивала себе дорогу, устремившись прочь из леса.