Лучезарная звезда

Романовская Ольга

Поток воздуха сбил девушку с ног, отбросил на приличное расстояние от дороги.

Вильэнара рассмеялась и, словно ребенок, захлопала в ладоши, творя заклинание.

Борясь с крепчавшим ветром и дрожью ходившей ходуном, будто жидкость в стакане, землей, Стелла отчаянно пыталась подобраться к колдунье, чтобы уколом меча оборвать нить заклинаний.

— Какая же ты настырная! — Вильэнара сделала несколько шагов в ее сторону. — Ничего, я хорошо проучу тебя.

Злобный огонек сверкнул в ее глазах, тонкая паутина колдовства опутала принцессу, парализовав

конечности. Невидимая веревка больно впивалась в кожу, подбиралась к костям.

Перед глазами заискрились языки пламени, огненный круг опоясал ее, опалил волосы, отравил едким дымом.

— Признай свое поражение, и останешься жива. — Колдунья подошла вплотную к огню, почти касаясь его руками. — Признай, что ты никчемное смертное существо, бессильное перед великой властью Зла. Самоцвет мой, ты сама отдашь его мне.

— Никогда! — откашливаясь от дыма, прошептала Стелла. Огненный круг сжимался и вскоре должен был поглотить ее; жаркое дыхание смерти подбиралось к лицу. — Я лучше умру.

— Любишь огонь? — Мучительница присела на корточки, любуясь результатом своих заклинаний. — И любишь боль — другая на твоем месте давно бы кричала.

Да, другая кричала бы, потому что, парализовав тело, колдовство не лишило его чувствительности. Пояса боли от невидимых пут, пропитанных ядом, мучили принцессу, но не давали малейшей возможности избавиться от них; лепестки пламени все чаще наносили точечные острые, прожигающие до костей удары.

— А Вам пора полюбить маски, — пробормотала девушка.

Вильэнара переменилась в лице и вознесла руки к небесам, Стелла следила за ней с молчаливой беспомощностью.

Она и не заметила, как серебряное кольцо в очередной раз скатилось на траву, прямо к языкам пламени. Коснувшись их, оно превратилось в дракона. Один выдох — и огонь погас.

Прервав заклинание, колдунья в недоумении смотрела на то, как дракон расправляет крылья, разминает конечности, топча тлеющую траву. И тут она поняла.

— Фардуф! — Крик ужаса исказил ее лицо. Вильэнара заслонилась руками, будто пытаясь защититься от огненного дыхания змея. — Но он всего лишь старая легенда, он не мог ожить!

Дракон рос, словно питаясь черной магией колдуньи, безрезультатно повторявшей одно заклинание за другим, и поглотил не только огонь, но и ветер, и дрожь земли.

Принцесса с трудом поднялась на ноги, с раболепным ужасом наблюдая за своим спасителем; Вильэнара же, отчаявшись найти спасение в магии, визгливо вопила:

— Эвеллан, отец мой, не оставь меня! Спаси свою дочь, убей его, убей эту тварь!

Но то ли Эвеллан не слышал ее, то ли был занят более важными делами, нежели спасение дочери, но он не сделал ничего, чтобы помочь ей.

Позабыв о сладких планах мести, колдунья спешила к дороге, преследуемая смертоносным дыханием дракона. Забравшись на насыпь, тяжело дыша, она в последний раз обернулась — девушка успела поймать бегающий, до краев переполненный ужасом взгляд — и растворилась в воздухе, едва успев увернуться от струи огня, выпущенной змеем.

Пока дракон преследовал колдунью, Стелла подозвала Шарара,

не глядя, покидала остатки не съеденного обеда в сумку и поспешила к лошади, косящейся на нее с противоположного конца оврага. Животное было настолько испугано драконом, что ей не сразу удалось поймать его. Кое-как водрузив сумку на прежнее место, девушка вскочила в седло и галопом понеслась прочь. Она слышала хлопанье и свист огромных крыльев, но боялась обернуться.

Дракон сделал над ней несколько кругов и исчез, будто видение утомленного разума.

На пальце вновь оказалось серебряное кольцо, холодное и блестящее.

По дороге кто-то проехал, проскрипели колеса повозки, до Стеллы долетели обрывки разговора. Вместе с этими простыми звуками в сердце начало возвращаться спокойствие.

Стелла рискнула остановиться на постоялом дворе в большой шумной деревне: ей захотелось провести одну из последних ночей в Дакире в теплой постели, где бы не пришлось опасаться свиста ветра, резкой перемены погоды и капель дождя.

Убедившись, что простые люди не обращают на нее внимания и не спешат звать внутренние войска, она уже не так боялась бывать в придорожных трактирах и сейчас смело свернула к манящему в сгущающейся темноте светлому пятну фонаря.

Постоялый двор назывался «Хазес страйгерас» («Приют странников») и как нельзя лучше подходил для принцессы, ощущавшей себя одинокой путницей посреди враждебного мира. Заведение было большим, светлым и теплым, без зияющей людской пустоты по углам, но и без шумной толчеи — словом, обещало прекрасное времяпрепровождение как для молчунов, так и для любителей поговорить.

Девушка не стала спорить с хозяином на счет цены комнаты, настояв лишь на том, чтобы она отапливалась, и, пока хозяйская дочка перестилала постель и растапливала печь, питавшую теплом сразу три помещения, решила посидеть внизу и заодно поужинать.

Она сидела у окна, наблюдая за тем, как холодные капли срываются и стекают вниз по стеклу, размывая картину темной, расцвеченной желтыми огоньками ночи. Ей было грустно.

Стелла поужинала и, казалось бы, должна была думать о предстоящем отдыхе, но ее мысли были далеки от маленькой натопленной комнаты наверху, со скоростью вспышек света метаясь между Дакирой и Лиэной.

Она сама не поняла, как так случилось, где же та отправная точка, с которой все началось.

Девушка впервые оказалась между двух огней: ей не хотелось уезжать от виноградников Трофенара, и, в то же время, ее непреодолимо влекло к берегам Лиэрны. Второе чувство было понятно, Лиэна была ее родиной, но первое оставалось загадкой. С чего бы испытывать такие чувства к стране, где ее десятки раз пытались убить, где ее имя было поставлено вне закона?

Сама того не заметив, Стелла полюбила Дакиру, ее реки, виноградники, извилистые береговые линии, жасмин, харефов, скитавшихся по ней с юга на север, даже некоторых ее обитателей — и это несмотря на двуличность и лживость, ставшие синонимами дакирцев, — особенно море с каменистыми террасами берегов, поросших ароматным кустарником.