Лучик надежды
Шрифт:
Мэтти оторвала взгляд от пожелтевших от времени страниц. Ее охватило раздражение. Если он знал, что бывает, когда очень чего-нибудь хочешь, зачем он заставлял ее делать выбор?
– Значит, здесь вы прячетесь весь день?
Ее приветствовала идеальная улыбка накрашенных красной помадой губ Рэни Сильвер, стоящей на пороге магазинчика. Медный колокольчик радостно зазвенел над дверью.
Мэтти сунула дневник за 1951 год под стопку счетов-фактур.
– Как я рада вас видеть! Что вас сюда привело?
– У
Мэтти улыбнулась.
– Никто не сможет позволить себе вас.
– Мило, Мэтти Белл, весьма мило. Продолжайте в том же духе, и мы станем лучшими подругами. Как насчет ознакомительной экскурсии?
– Конечно. – Мэтти вышла из-за прилавка от «сандерберда» и протянула Рэни руку. – Идите сюда.
Ведя подругу мимо аккуратно задрапированных экспозиций, Мэтти не удержалась и украдкой посмотрела на нее, желая узнать, какой же будет ее реакция. На губах Рэни играла странная улыбка. В глазах ее таилась легкая ностальгия, намекающая на то, что за этими вещами старушка видит целый мир.
Наконец они дошли до экспозиции 1956 года. Рэни остановилась, словно кто-то уперся ей рукой в грудь.
– 1956 год. В том году все переменилось… – Она издала смешок, хотя глаза у нее оставались серьезными. – Т-ю-ю на меня! Я сейчас выражаюсь словно ведущая в документальной передаче на Пятом канале.
Пожилая женщина покачала головой. Сиреневатые волосы чуть дрогнули.
– Этот год сделал и едва не сломал меня. В 1956 году я совершила величайший прыжок вверх, но при этом допустила самую большую за всю жизнь ошибку.
– Серьезно?
– В том году я покинула ансамбль и начала собственную сольную карьеру. Мисс Рэни Сильвер отправилась завоевывать мир. Мама любила повторять: когда гуляешь в облаках, смотри вниз, а не то провалишься в прореху. Она была права. 1956 год стал годом, когда я получила все, о чем только могла мечтать, но цена оказалась больше, чем я могла заплатить. Век живи – век учись.
– Она сказала, какую ошибку совершила?
Джоанна слушала со все нарастающим вниманием рассказ Мэтти о неожиданном появлении в магазинчике Рэни. В тот вечер они сидели за обеденным столом.
– Думаю, она жалеет о распаде «Серебряной пятерки». Это нормально – жалеть о разрыве.
– Как у тебя с Ашером?
Мэтти бросила пристальный взгляд на сестру.
– Нет. Я совсем не жалею. Я просто предпочла бы никогда его не знать.
– Никаких задних мыслей? Даже сейчас, когда пыль улеглась?
– Вообще никаких. Я потеряла от знакомства с Ашером Дженкинсом куда больше, чем нашла.
Мэтти постаралась не
– Впрочем, я выясню, о чем жалеет Рэни. Быть может, она скажет мне уже сегодня.
– Двойная порция шоколадок с фиалковым кремом воскресным утром? – озорно улыбаясь, произнесла Джоанна.
– Пожалуй, одними шоколадками не обойтись…
В голове Мэтти вертелся хоровод самых разных мыслей. Если 1956 год изменил жизнь не только Рэни, но и дедушки Джо, простым совпадением это быть никак не может. Мэтти должна разрешить обе эти загадки… А что потом? Освобождение? Избавление? Что бы там ни последовало за этим, Мэтти испытывала сильнейшее желание узнать правду, скрывающуюся за приманкой, которую Рэни бросила ей в магазинчике «Белл Бибоп».
7 января 1955 года
Мой секрет больше не секрет.
Я никогда не видел отца таким расстроенным. Я испугался, что разбил ему сердце, но, когда вечером папа принялся строить планы на будущее, говоря, что со временем он уйдет на покой и ферма достанется мне, я не смог сдержаться. Он сказал, что знает, что для меня лучше, а я возразил, сказав, что он ошибается.
Мама ни словом не обмолвилась со времени моего признания. Она вязала, сидя в кресле у очага. При этом она хмуро на меня уставилась, но я уверен, что сделал все правильно.
Я повторю: Я СДЕЛАЛ ВСЕ ПРАВИЛЬНО. Я умру, если здесь останусь. За пределами фермы простирается целый мир, и Джо Беллу судьбой предназначено его исследовать. Я не фермер. Я не люблю землю, а у папы эта любовь – в крови. Я всеми силами пытался никого не расстраивать, но мне уже почти двадцать. Если я не освобожусь сейчас, я останусь здесь гнить заживо.
Я боюсь. Сегодня вечером никакого решения принято не было. Понятия не имею, что думает отец. Я буду помалкивать, пока он снова не заговорит на эту тему…
8 февраля 1955 года
Месяц! Прошел целый месяц с тех пор, как я сказал отцу, что не хочу работать на ферме, но до сих пор ничего! Каждый день я жду, что разговор состоится сегодня, но создается впечатление, что он словно позабыл обо всем.
Сегодня я спросил маму. Она не ответила. Мама считает меня эгоистом. Возможно, так оно и есть. Что, если, утратив их уважение, я все равно останусь здесь? Я не могу жить, не ведая, какова будет моя судьба.