Лучик надежды
Шрифт:
– Когда ты собираешься устроить День памяти?
Мэтти смахнула одинокую слезу, катившуюся по щеке.
– В воскресенье на следующей неделе. Мы соберем подходящие вещи из магазина. Я возьму компакт-диск с записями британского рок-н-ролла, чтобы проиграть их старикам. Полагаю, что Томми Стил, Майкл Холлидэй, Адам Фейс и Альма Коган создадут подходящую атмосферу. Думаю, будет прикольно.
– Мне нравится тот диск. Удивляюсь, что мы еще не стерли его до дыр, учитывая, сколько раз проигрывали записи в магазине. Ты будешь толкать речь?
– Я постараюсь как-нибудь без этого.
– Почему? Мне кажется, тебе это не повредит, – заявила Лори.
В ее голосе неожиданно прозвучала серьезная нотка. Сердце Мэтти сжалось в груди.
– Выскажись. Поделись воспоминаниями о дедушке
Она, разумеется, была права. Было просто немыслимо рассказывать о магазине «Белл Бибоп», не объясняя, с какой стати она влюбилась в пятидесятые годы. Все в магазинчике имело непосредственное отношение к рассказам, которые внучка слышала от своего дедушки Джо задолго до того, как между ними пробежала черная кошка. Мэтти ужасно сожалела о том, что не может рассказать дедушке, как хорошо теперь она ведет дела. В то время, когда они перестали разговаривать, Мэтти серьезно подумывала о том, чтобы отказаться от магазина, а всю торговлю перевести в Интернет. Вот только все в этом маленьком магазинчике, выходящем витриной на утопающую в зелени деревню Кингс-Санбери, напоминало ей о дедушке Джо. Первые пластинки, проданные здесь, были из большой коробки, которую дед подарил ей на шестнадцатилетие. Она помнила корешки книг с запыленных полок в кабинете деда. Радиоприемники, телефоны и фаянсовая посуда были зеркальным отражением того, что он показывал ей в магазинчиках старых вещей в Бриджнорте, Айронбридже и Ладлоу. У меня был такой в моем первом доме… О-о-о, я помню это так ясно, словно это было вчера…
Дело не только в том, что старики в Боувеле будут счастливы, получив возможность прикоснуться к старым вещам из магазина «Белл Бибоп», которые она привезет в День памяти. Это шанс для самой Мэтти, шанс снова стать ближе к дедушке Джо, хотя бы на один шаг приблизиться к выполнению обещания, данного на его могиле.
Глава 3
Бинг Кросби [12] и оркестр Виктора Янга
В День памяти Ржавчик, утробно ворча, остановился на автостоянке возле дома престарелых. Мэтти перевела дыхание, успокаиваясь.
12
Г'aрри Лиллис «Бинг» Кр'oсби (1903–1977) – американский певец и актер, один из самых успешных исполнителей в США, зачинатель и мастер эстрадно-джазовой крунерской манеры пения. Известен как исполнитель многих джазовых шлягеров и хитов в стилях свинг и диксиленд.
– Как ты? – спросила Лори и пригнулась, чтобы в зеркале заднего вида поправить свою прическу «бедные завитки» [13] .
– Нормально… кажется.
– Ну, значит, ты покрепче меня. Мое сердцебиение заметно участилось, а ведь мне даже речь толкать не надо.
Мэтти скривилась.
– Спасибо, что напомнила.
– Расслабься. Там будут несколько старых бабулек, которые после всего угостят тебя чашечкой вкусного чая. – Выпрямив спину, она взглянула на Мэтти: – Сколько старичков, по словам Гейноры, ожидается?
13
Прическа, была популярна в сороковые годы ХХ века в Великобритании.
– Около тридцати. По воскресеньям кое-кого отвозят к своим семьям обедать, поэтому полного набора не будет, – ответила она своей помощнице и улыбнулась. – Все будет отлично. Я ничуть в этом не сомневаюсь.
– Так держать! – Лори выскочила из автофургона и, обойдя машину, подошла к Мэтти.
Вместе они вытащили через боковую дверь большую коробку со старыми вещами, а затем большой чемодан на колесиках.
– Черт возьми! Ты что, запаковала сюда Перси? Тонну весит!
– Подумай о тех деньгах, которые ты сэкономишь, не посещая спортзал, – рассмеялась Мэтти, когда они направились
Она слышала сопение и кряхтение Лори, тащившей позади огромный чемодан.
Войдя в помещение, обе женщины остолбенели.
Ярко освещенный, хорошо отапливаемый амбар с дубовыми стропилами, превращенный в зал для собраний, гудел от громких голосов тех, кто собрался в его стенах.
– Их здесь сотни! – прошипела Лори. – Где они все тут живут? Не по десять же в одной комнате!
– Наверное, у них тут двухъярусные койки, – улыбнулась Мэтти.
Лори была права. Людей оказалось куда больше, чем, по ее мнению, могло уместиться в переоборудованных зданиях и коттеджах на территории дома престарелых. Все внутри у нее сжалось при мысли, что придется выступать перед такой толпой. Надо было попросить Джека помочь ей. Ему-то наверняка понравилось бы выступать перед подобной аудиторией.
– Где нам все разложить? – шепотом спросила Лори, встревоженно окидывая взглядом рассевшихся стариков, нетерпеливо и громко болтающих между собой.
– Гейнора скажет. А вот и она! Иди за мной.
Мэтти быстрым шагом направилась к дальней стене здания, покрытого остроконечной дубовой крышей. Там, нарядившаяся в желтое, усеянное маргаритками платье с длинной юбкой и блестящий оранжевый шарф, суетилась вокруг столика с легкими закусками Гейнора.
– Привет, Гейнора!
– Мэтти! Вы здесь! Замечательно! А вы, должно быть, Лаура?
Улыбка Лори казалась больше похожей на оскал.
– Лори.
– Вот и чудненько! Только представьте: у нас аншлаг! Просто не верится! Моя коллега Нэнси из Спрингхиллского дома престарелых в Стоун-Ярдли сагитировала кучу своих подопечных, так ей понравилась идея Дня памяти. Теперь у нас аншлаг. Вон там мы поставили два стола на козлах. Они застелены белыми скатертями. Видите? Разложите на них все привезенное вами, и через десять минут будем начинать. Хорошо?
Мэтти поймала себя на том, что у нее дрожат руки, пока она и Лори раскладывали на демонстрационных столах книги, предметы одежды, журналы, грампластинки, старые телефоны, кофейники, чашки с блюдцами, радиоаппараты и старые парфюмерные флаконы для духов. Со стороны сидевших впереди пожилых леди, которые начали узнавать те или иные вещи из своего прошлого, стали доноситься охи и ахи. Гомон в помещении постепенно усиливался.
– Я так нервничаю, – призналась Мэтти своей помощнице.
– И я. На твоем месте я бы сейчас превратилась в каменный столб.
Лори протянула ей компакт-проигрыватель, сделанный в стиле проигрывателя грампластинок пятидесятых, а потом поспешила прочь, чтобы отыскать указатель на то место, где в стену вделана электрическая розетка.
Когда все предметы были разложены, Мэтти спрятала пустые коробки под свисающими почти до пола краями белых скатертей и встала. Глядя на собравшихся, она расправила складки на черно-белой плиссированной юбке колокольчиком, выдержанной в стиле от Диора. Прохлада сатиновой ткани успокаивала, и женщина перевела дыхание.
– У меня такая же была.
Мэтти, оглядевшись, заметила невысокую ясноглазую пожилую леди, опиравшуюся на богато выглядевшую резную тросточку красного дерева.
– Что?
– У меня была вот такая же юбка, как на вас. Стиль «новый облик от Диора». В те времена одежду для женщин шили так, чтобы они выглядели очень женственно. Ее купили мне в самом Париже, вот только лично я выглядела в ней легкомысленной вертихвосткой.
Ярко выраженный ливерпульский акцент выделялся на фоне речи уроженцев Стаффордшира так же сильно, как внешний вид его обладательницы. Пожилая женщина была одета не в серые, бежевые или бледно-пастельные тона, как большинство собравшихся здесь. Ее свитер, юбка и туфли с невысокими каблуками-рюмочками были ярко-красного цвета. Удивительный выбор для женщины ее лет. Что до прически леди, то она выглядела безупречно. Единственная уступка возрасту заключалась в том, что завитые седые волосы были подкрашены и имели бледно-сиреневый оттенок. Шею оплетали две нитки больших жемчужин. Ансамбль дополняли большие золотые серьги-кольца. На запястье красовались дорогие золотые часики, которые поблескивали в свете галогеновых ламп, подвешенных к высокому потолку.