Лучник

Попова Екатерина

— Хорошо, — путник кивнул. — Потуши костёр, а я займусь медведем — когда мы уйдём, его некому будет держать. И не смотри так, сказал же, я не убийца…

Не оборачиваясь больше, он быстрым шагом подошёл ко всё ещё рвущемуся на волю зверю. Положил руку ему на голову и зашептал.

— Спи. Где сон, где явь, забудь. Спи. Пусть тебе снится навязанный путь. Спи…

С пальцев странника слетели зелёные искры, на миг охватили медведя и исчезли. А через мгновение зверь обмяк и рухнул на землю.

— Лошадь у тебя есть? — жестом освобождая державшие зверя деревья, спросил странник нового спутника.

— Нет, —

виновато откликнулся тот, неловко поднимаясь на ноги. Глаза его зачаровано следили за творящимися чудесами. Спустя несколько мгновений он, опомнившись, бросился выполнять поручение. С сомнением оглянувшись по сторонам, он коснулся было небольшой фляги на поясе. Потом, оценив, должно быть, размеры костра, вздохнул и вытащил из-за пояса простой охотничий нож. Несколько движений — и перед ним уже лежит аккуратно срезанный кусок дёрна. Примерившись, юноша в несколько движений разворошил костёр, заставив искры в безумной пляске взвиться в воздух, и принялся засыпать огонь рыхлой землёй. Глаза же его то и дело косили на странника и лежащего у его ног лесного хозяина.

Бросив короткий взгляд на потушенный костёр, путник удовлетворённо кивнул.

— Говоришь, о душекрадниках заговорили три луны назад? Значит, примерно тридцать бездушных здесь бродит… Интересно, сколько из них люди… Ладно, давай-ка для начала найдём тебе лошадь. Без седла ездить умеешь?

Юноша невольно вздрогнул.

— Тридцать? — не веря себе, выдохнул он. И поспешно добавил, — Да, да, умею… Не слишком хорошо, но держаться могу. Но… Разве в округе есть жильё?

— На ритуал разделения нужно примерно три дня. Так что за девяносто дней получается тридцать жертв. Ну, или больше, если обнаружили их не сразу.

Оставив спящего медведя, мужчина направился не к дороге, а, напротив, в глубину леса.

— Жилья здесь быть не должно, если я ничего не упустил. И да, на людях зови меня «мастер». А когда мы одни, можешь называть Эран.

Ниари до крови прикусил губу. И, хотя он ничего не сказал, в глазах его отчётливо был виден чудовищный вопрос: «А если и впрямь — больше?» Сглотнув, неуверенно стиснул ладонью рукоять меча.

— Я понял, — со вздохом ответил он. А потом, бросив полный жалости и страха взгляд на неподвижную бурую тушу, бросился догонять странника.

Они вышли на довольно большую поляну как раз к началу восхода. Солнце наполняло поляну светом, который казался ажурным из-за листвы. Почти сразу же послышался топот копыт, и довольно крупный снежно-белый жеребец, почти сразу оказавшийся рядом со странником, принялся радостно фыркать и тыкаться мордой в его ладони.

— Да, я тоже соскучился, — он улыбнулся и протянул животному невесть откуда взявшееся яблоко. — Но тебе придётся ещё немного подождать, у меня ещё есть здесь дела.

Ниари застыл в нескольких шагах позади, во все глаза глядя на прекрасное животное. Видно было, что он чем-то удивлён. Но вопроса он так и не задал. Только внимательно взглянул на спутника и, задумавшись о чём-то, прикусил губу.

Отойдя от лошади, которая тут же принялась мирно щипать траву, стараясь при этом не отходить от хозяина, странник окинул своего нового спутника внимательным взглядом. А потом закрыл глаза, подставляя лицо восходящему солнцу и начавшему подниматься ветру. И этот самый ветер постепенно набирал обороты, заставляя

листву шелестеть всё сильнее и сильнее, сливаясь в единый шум, сквозь который стал отчётливо слышен приближающийся конский топот. Через пару щепок на поляну с громким ржанием вбежал поджарый жеребец игреневой масти. Пробежав круг по поляне, он сначала остановился рядом с тем, кто назвал себя Эраном, потоптался вокруг него, а затем подошёл к молчаливому парню и с тихим ржанием замер.

— Имя сам ему давай, понравится ему — останется тобой до конца договора. А нет — уйдёт.

Юноша, оцепенев, потрясённо смотрел на коня, и в глазах его, сейчас казавшихся ненормально огромными, плескалось изумление. Не веря себе, он осторожно протянул руку. Не так, как протягивают для знакомства животному — скорее, как тянется умирающий от жажды путник в пустыне к миражу, точно зная, что ладонь ничего не встретит, но не находя в себе сил отказаться от надежды на чудо.

Конь несколько раз перешагнул с ноги на ногу, а потом ткнулся мордой в протянутую руку. Как бы спрашивая «ну, ты чего? Знакомиться будем?» На губах молча наблюдающего за этим странника снова появилась улыбка.

На лице Ниари отразилось странное, какое-то беспомощное выражение. Потом медленно, словно он всё ещё не верил в происходящее, на нём начала расцветать неуверенная, кривоватая улыбка. Осторожно, словно касаясь крыла бабочки, он провёл пальцами по мягкой шкуре. Потом, осмелев, погладил ещё раз, уже по-настоящему.

— Сайрэ, — негромко, осторожно произнёс он, не называя, а скорее окликая. И добавил, глядя в любопытный лиловый глаз, — Пойдёшь со мной?

Конь снова попереминался с ноги на ногу, словно вслушиваясь в произнесённое слово. Затем сделал несколько шагов в сторону и замер, в ожидании. «Миражом», должно быть, называться показалось лестно.

Юноша даже дышать забыл. Следил за животным, как завороженный, с тревогой и надеждой. Наконец, видя, что конь не спешит отходить дальше, неуверенно улыбнулся и, сунув руку в карман, вытащил так и не съеденный на поляне сыр и надломленную лепёшку. Поколебавшись лишь миг, сунул сыр обратно в карман, а хлеб протянул на раскрытой ладони коню.

— Другого нет, уж извини, — серьёзно, словно человеку, сказал он. Неловко покосился на ухмыляющегося Эрана, вздохнул с кривоватой улыбкой, — И тот не мой. Но уж как получилось. Доберёмся до жилья — обещаю, на первый же заработок куплю тебе самой спелой моркови, какая только найдётся.

Эран негромко засмеялся. И было в этом серебристом, похожем на журчание ручья и звон серебряного колокольчика голосе что-то, не позволявшее даже допустить, что он насмехается — и тем более обидеться.

— Что ж, вы с ним явно нашли друг друга. Пойдём, до реки идти ещё полдня…

Ниари покосился на него и, погасив улыбку, поспешно кивнул. А потом глубоко вздохнул, словно собирался прыгать с обрыва в омут и, нахмурившись, опёрся рукой о спину коня.

…Причина подобного волнения стала ясна очень быстро. На коня юноша взобрался. Правда, только со второго раза. И сразу стало понятно, что езда без седла ему если и знакома, то очень и очень слабо. Пошатнувшись, он поспешно выпрямил спину, крепко сжал ногами конские бока, пытаясь удержать равновесие. Упрямо сжал губы, явно сердясь на себя за неловкость. И, всё-таки, удержался.