Лучник

Попова Екатерина

Сам Ниари молча сидел прямо на земле, на почтительном расстоянии от огня. На коленях у него лежал саадак с выглядывающими из него рогами двух луков. Не говоря ни слова, юноша глядел на оружие, и на лице его читалась сложная смесь эмоций, из которых восхищение пополам с благоговением было лишь малой частью.

Наконец, Ниари шевельнулся и медленно, осторожно, словно прикасался к живому существу, положил руку на круто изогнутый белый рог. Помедлив, с трепетом вытащил удивительное оружие наружу.

И вновь замер, зачаровано любуясь идеально выверенным изгибом и тончайшим узором, струившимся по чернёному

серебру. Бережно скользнул ладонью по плечу из белого дерева, словно лаская. Поколебался миг — и решительно взялся за рукоять. И по одному этому жесту, ловкому, привычному, выверенному тысячами свечей упражнений, стало понятно: лук и стрелы ему действительно знакомы.

Ниари, прикрыв глаза, посидел несколько мгновений, словно привыкая к ощущению тяжести оружия в своей руке. А потом одним движением, отложив в сторону саадак, встал. Неторопливо вытащил из колчана стрелу, вложил её в гнездо. Помедлил, словно прислушиваясь к чему-то.

А потом неторопливо, отточенным движением, натянул тетиву и, почти не целясь, разжал пальцы. Только свистнул воздух — и небольшое яблоко, стукнув, покатилось по земле, пробитое насквозь.

Ниари опустил лук. На лице его, постепенно смывая растерянность, проступал искренний восторг мальчишки, получивший на имянаречение настоящее взрослое оружие. Даже осознание того, что чудесный лук одолжен ему на ничтожно малое время, не мог прогнать этого выражения.

— А говорили — сказки, сказки… — подрагивающим от волнения голосом прошептал юноша, обращаясь то ли к луку, то ли к себе самому. И вдруг, ослепительно улыбнувшись, стремительно нагнулся к колчану, ловко выхватывая две стрелы разом. Звон тетивы, два негромких удара, сливающихся в один: ещё два яблока упали на землю в нескольких шагах друг от друга.

Ниари, по-прежнему улыбаясь, опустил руку. И всё с той же трепетной осторожностью аккуратно убрал лук обратно в саадак.

И лишь затем достал собственное оружие. С отчётливым сожалением покосился на буквально сияющую в солнечных лучах белую древесину и, вздохнув, с натугой навалился на выгнутый рог, привычным движением снимая с ушка заметно провисшую от долгого бездействия тетиву.

***

Эрана не было почти две четверти свечи. Вернувшись, он тоже не спешил на поляну. Некоторое время он бесшумно наблюдал за происходящим и улыбался при виде этой разминки. Когда парень занялся своим луком, Эран несколько мгновений задумчиво смотрел на это, потом закрыл глаза. Хлопок — и натягиваемая тетива лопнула.

«Прости, благородный лук, но сейчас это необходимо. Придёт время, и ты найдёшь своего хозяина. У этого мальчика другой путь…»

Закончив молчаливый диалог, Эран повернулся к сидевшей на плече птице.

— Найди королеву грозовых гарпий и скажи, что я приду не один. И что парень под моей защитой.

Птица бесшумно взвилась в воздух, а её хозяин шагнул на открытую местность.

— Смотрю, ты управился быстрее, чем я думал. Это хорошо.

Ниари сидел, сгорбившись и прижимая руку к лицу. Услышав голос, он вздрогнул и вскинулся, вскакивая на ноги и оборачиваясь. Ладонь его непроизвольно легла на рукоять меча.

…Тут же, впрочем, разжавшись, стоило ему узнать говорившего. Юноша отвернулся, опуская голову. Спутавшиеся, некогда неровно подрезанные волосы упали, пряча лицо от чужого взгляда.

Впрочем, скрыть длинную красную полосу, протянувшуюся через левую щёку, они не могли.

— Это несложно, — словно через силу, отозвался он сдавленным голосом. И, помедлив, нагнулся за бесполезным теперь луком.

И застыл, глядя на оружие в своих руках с каким-то бессильным, исступлённым отчаянием. Очень странным для человека, который получил законную возможность ещё немного попользоваться чудесным, приводящим его в восторг оружием.

Эран качнул головой.

— Перед тем как откроется новая дверь, старая должна закрыться. Иногда её очень больно закрывать, мальчик. Но это неизбежно, и в этом нет вины того, кто переходит между дверями.

Юноша странно покосился на него.

— Не мой случай, — горько усмехнулся, кривя губы в болезненном оскале. — Я надеялся, что перестану быть приманкой для неприятностей, если исполню правила и уйду из дома. Но, кажется, ошибся. Порвал тетиву… с тринадцати лет такого не случалось. Теперь не знаю, стоит ли мне трогать твой лук… Не прощу себе, если и его испорчу.

И вдруг — острый взгляд из-под ресниц:

— И ты не простишь. И будешь прав.

— Ты, правда, считаешь, что я дал бы свой лук тому, кто может его испортить? — усмехнулся Эран. — В самом деле?

Юноша, кажется, всерьёз задумался. Потом, наконец, слабо улыбнулся. На этот раз — именно улыбнулся, а не изобразил оскал умирающего паралитика.

— Не подумал…

Потом вновь помрачнел и, вздохнув, решительно тряхнул головой.

— Я надеюсь, ты не пожалеешь, что согласился меня принять. За год никто не решился взяться за обучение лишённого судьбы, и даже странствовать с собой не позволяли. Я даже не верил, что ты… Я постараюсь не доставлять проблем, обещаю! Но…

Он виновато развёл руками, не выпуская из правой лука. И, словно вдруг устыдившись собственной откровенности, поспешно отвернулся и склонился над саадаком, укладывая в него собственный покалеченный лук и бережно доставая одолженный.

— Не бывает тех, у кого нет судьбы, — усмехнулся Эран, — Просто не всех она ждёт у входа в дом. А теперь давай-ка обедать. И кстати, если хочешь о чём-то спросить, сейчас самое время. После может не случиться возможности просто поболтать.

Мальчишка быстро покосился на него, с недоверием и надеждой. И сейчас видно было, что, несмотря на отличные навыки стрельбы и необычную для юности немногословность, он — именно мальчишка. Неопытный, потерянный, запутавшийся в собственных и чужих чаяниях. Отчаянно страшащийся, что непонятно почему взявший под опеку взрослый вдруг передумает. Поднявшись, он принялся нарочито старательно отряхивать колени. На своего спутника он упрямо не смотрел.

— Хорошо, если так, — невесело откликнулся он. — Мне обычно говорят другое. Искать другую судьбу, вроде бы, сами законы велят. А куда ни ткнёшься — везде закрытые двери…

Усмехнулся кривовато:

— Вопросы есть… Но я, кажется, не знаю, хочу ли слышать ответ. Жив буду — найду время спросить потом… если не прогонишь, конечно… — а потом вдруг поднял голову, прямо встречая взгляд Эрана. И, противореча себе, выдохнул взволнованно, с отчаянной надеждой и каким-то тяжёлым, старательно прячущимся за твёрдостью голоса страхом, — Эран! Ты… ты человек?