Лучшая зарубежная научная фантастика
Шрифт:
В эти солнечные, полные вынужденного безделья дни в светлых, заполненных туманом коридорах и залах Первого Обращения постоянно можно было слышать тихий шепот; такие же подростки, как и сам Нейбен, прощались со своим детством. Он познавал страхи своего Первого, личности, прежде именовавшейся Птеем. Тот боялся, что числовые вихри и их взаимосвязи, способность разложить в уме любое физическое событие, сводя то к набору математических формул, — все это будет потеряно. Кроме того, пугала Птея и личность самого Нейбена: тот был подчеркнуто физичен, проявлял живой интерес к собственному телу, наслаждался теми гормонами, что струились по его венам подобно бурлящему потоку; его переполняла всепроникающая, неукротимая жажда секса — всегда, везде, с кем угодно. Даже оставшись лишь детской
Ряд ступеней убегал в глубь бассейна, и свет не добивал до его дна. Нейбен стоял, наслаждаясь теплыми лучами полуночного солнца.
— Эй! Птей!
Имена в башнях Дома Разделения плодились со скоростью летних птичьих стай. Новые личности, новые самости возникали здесь ежедневно и ежечасно, но еще не отмерли и прежние имена. Смотритель Эшби, шутливая и проницательная, учила детей небольшим хитростям, благодаря которым взрослые узнавали, с каким именно Аспектом собеседника имеют дело и какую «маску» следует надеть в ответ.
Из тени террасы Польери ему махала Пужей. Если Птей недолюбливал девчонок, то Нейбену они нравились, он наслаждался их обществом, непринужденными шутливыми заигрываниями и чуть пошловатыми шутками. Он полагал, что начал понимать девочек. Пужей была невысокого роста, с все еще мальчишечьей фигурой и бледной кожей зиморожденной из Джанни в Бедендерее, где в середине зимы начинала замерзать атмосфера. Кроме того, у нее был чудовищный акцент и континентальные замашки, но Нейбен однажды осознал, что постоянно думает о ее маленьких грудях с огромными, чувственными сосками.
Отправляясь в Дом Разделения, он и понятия не имел, что встретит там людей из куда более далеких мест, чем Ктарисфай и окружающие его архипелаги. Здесь были обитатели — причем, девочки — огромного полярного континента. Грубые, умеющие сквернословить и без стеснения общающиеся с парнями.
— Пужей! Ты куда?
— В бассейн.
— За пальпами?
— Не. Просто поплавать.
Нейбен почувствовал неожиданное, стремительно нарастающее тепло в паху, увидев, как приподнимаются ее груди, когда девушка вскидывает руки и прыжком — неуклюжим, как и у всех привычных к суше жителей Бедендерея, — ныряет в бассейн. Вода скрыла ее. Игра солнечных лучей совершенно не позволяла разглядеть девочку. Нейбена захлестнула дрожь, и он начал погружаться все глубже и глубже. Он чуть не выпустил весь воздух из своих легких, до того ему хотелось издать вздох наслаждения, когда он почувствовал мягкую прохладу обступившей его воды; и тут подросток увидел Пужей в этих ее облегающих шортиках для купания, подчеркивающих очертания ее упругой, мускулистой попки. От ее ноздрей поднимались крошечные пузырьки, а на губах играла манящая улыбка. Нейбен поплыл мимо уходящих вниз ступеней. Перед ним раскинулись изумрудные глубины бескрайнего океана, от которых Халибеат был отгорожен только защитными сетями. Бледно-красную фигурку девушки от зеленой бездны отделяла дрожащая завеса пальп.
Они не создавали их, мы не приносили их, они были здесь всегда.Десять тысяч лет теологии, биологии и ксенологии в одном детсадовском речитативе. Нейбен — как и его народ — осознавал свое особое положение; он был чужаком в этом мире, появившимся на свет благодаря звездному семени, влившемуся в чрево океана. Двадцать миллионов его капель доплыли до побережья, развившись там в человечество, остальные же распространились по всему морю, где познали и полюбили пальп, древних, как сама вечность.
Нейбен развернулся и угрем проскочил мимо озорной, заигрывающей с ним и заставляющей колотиться его сердце Пужей, бросив на нее лишь один взгляд, и устремился вниз, к пальпам. Завеса живого желе встрепенулась и разделилась на две, совершенно независимые друг от друга. Скользкая, прохладная слизь обняла разгоряченное мыслями о сексе тело. Нейбен затрясся мелкой дрожью; ему было и противно, и в то же время происходящее возбуждало не хуже фантазий о Пужей, хотя и несколько
Пужей на фоне утреннего неба. Ее силуэт вырисовывался на фоне прогнувшегося аркой окна. Она сидела, поджав колени к груди. Маленькие, набухающие груди, широкий, почти мальчишечий подбородок, длинные, волнистые волосы, ниспадающие легкой тенью в лиловом свете. Девушка смеялась, запрокидывая голову назад. Такой Нейбен увидел ее в первый раз, и это зрелище отпечаталось в его памяти до самой последней черточки, напоминая о тех силуэтах, которые вырезают уличные портретисты с фотографий ваших друзей, родных и врагов для фестиваля Осеннего Солнцестояния. Так родилась первая связанная с сексом мысль, так Птей впервые осознал присутствие тогда еще чуждого Нейбена.
В тот раз мальчик бросился бежать.
Все это было после того, как он искал, куда бросить свой рюкзак, как учился обращаться с этими странными булькающими, подводными тварями, как смотритель Эшби, улыбаясь, закрыла дверь и освятила стены комнаты — его комнаты, — которые по-прежнему пахли свежим деревом, хотя этот Дом Разделения уже сотни лет плавал по мировому океану Тей. В тот недолгий период, когда возможен фотосинтез, леса Бедендерея начинали бурно и быстро расти, успевая за единственный день подниматься на несколько метров. Не удивительно, что древесина была способна столько лет сохранять крепость и свежесть.
До того было полуночное путешествие по керамическому причалу, по высоким лестницам, по пахнущим сыростью коридорам, по квадратным дворикам, в небе над которыми разливалось сияние мигрирующего флота Анприн. Мальчик шел, придерживаясь, как того требовала традиция, за веревку колокольчика, свисавшего на цепочке с пояса смотрителя. Затем последовали все эти регистрации, заполнения документов, фотографирование, «возьми-это-твой-ученический-билет-а-это-карта-ее-мы-нанесем-в-виде-татуировки-на-твое-запястье-доверяй-ей-она-приведет-куда-надо-я-твой-личный-наставник-ждем-тебя-в-трапезной-во-время-завтрака-это-на-востоке-отсюда».
Еще раньше он поднимается по осклизлым деревянным ступеням на причал Дома Разделения, покидая «Парус Светлого Ожидания» в свете живых огней океана и фонарей, установленных на огромных башнях, высящихся впереди; он был совершенно одинок в этом чуждом новом мире, где ему предстояло превратиться в восемь абсолютно других людей: он побежал.
Смотритель Эшби не обманула; татуировка — хитроумное устройство из «умных» молекул и нанокрасителей — поддерживала связь с внутренней сетью Дома Разделения и вела его по лабиринту коридоров, залов и спален Павильонов Для Мальчиков и Девичьих Горниц, разворачиваясь в том направлении, куда двигался Птей Кьятай. Ушедший за моря друг. Единственный, кого он знал здесь. Они были неразлучны с того самого дня, когда встретились вне школьных стен и осознали, насколько отличаются от всех этих фанатов парусных лодок и маньяков рыбной ловли. Их интересовала география, они любили числа, мечтали повидать и свой мир, и те, другие, расположенные, если верить городской сети, где-то далеко далеко. Они были мальчишками, смотревшими в небо.