Лучше подавать холодным

Аберкромби Джо

– Идут, – сказал Трясучка.

– Вижу, – усмехнулся Морвир. – Начинаем счет.

В темноте послышался тонкий, хрипловатый голосок Дэй:

– Один… два… три… четыре… пять…

Балагур открыл рот, забыв про кости в руке, уставился на ее двигающиеся губы. Беззвучно зашевелил собственными.

– Двадцать два… двадцать три… двадцать четыре…

– Как добраться до крыши? – задумчиво спросил Морвир. И повторил: – Как добраться до крыши?

– С помощью крюка и веревки? – предложила Меркатто.

– Слишком

медленно, слишком шумно, слишком ненадежно. Допустим, крюком нам удастся зацепиться. Но веревка будет болтаться на виду. Нужен способ, который позволит избежать случайностей.

Балагуру хотелось, чтобы они заткнулись и не мешали слушать, как считает Дэй. От чего воспрянуло его мужское достоинство.

– Сто двенадцать… сто тринадцать…

Он закрыл глаза, прислонился головой к стене, пошевеливая в такт одним пальцем.

– Сто восемьдесят два… сто восемьдесят три…

– Без веревки туда не забраться, – раздался снова голос Меркатто. – Никому. Стена отвесная и гладкая. Да еще эти шипы наверху.

– Совершенно с вами согласен.

– Может, попробовать из банка, днем?..

– Невозможно. Слишком много глаз. Нет, забираться надо по стене, потом внутрь, через окна в крыше. Хорошо, прохожих ночью нет. Хоть что-то нам на руку.

– А по другим стенам никак?

– Улица с северной стороны более оживлена и лучше освещена. С восточной расположен главный вход, возле которого всю ночь дежурит еще один отряд стражников. Южная похожа на нашу, но лишена преимущества в виде крыши напротив. Нет. Единственная возможность – эта стена.

Балагур заметил на улице внизу слабый проблеск света. Следующий отряд, дважды два стражника… два плюс два стражника… четыре стражника, неуклонно совершающих обход вокруг банка.

– Они дежурят до самого утра?

– Их сменят другие два отряда. Которые до конца ночи и останутся.

– Двести девяносто один… двести девяносто два… и новый круг. – Дэй прицокнула языком. – Триста… чуть меньше, чуть больше.

– Триста, – прошипел Морвир и покачал головой. – Маловато времени.

– И что же нам делать? – прорычала Монца.

Балагур снова стиснул в кулаке кости, ощутил в ладони привычное давление граней. Как забраться в банк и возможно ли это вообще, его не слишком интересовало. Вот если бы Дэй снова начала считать…

– Должен быть какой-то способ… должен…

– Я могу залезть на крышу.

Все оглянулись на Трясучку, сидевшего на парапете.

– Ты? – фыркнул Морвир. – Каким образом?

Балагур и в темноте разглядел, как изогнулись в ухмылке губы северянина.

– Магическим.

Планы и случайности

До Трясучки донеслись голоса приближавшихся стражников. Блеснули в свете фонарей, которые они несли с собою, кирасы, стальные каски, лезвия алебард. Он вжался поглубже в тень, когда все четверо поравнялись

с его укрытием, выждал мгновение, затем метнулся на другую сторону улицы и затаился за колонной, которую наметил заранее. Счет пошел. У него было меньше трехсот секунд на то, чтобы добраться до крыши. Трясучка посмотрел вверх. Отсюда колонна выглядела чертовски высокой. И на кой он вызвался на нее лезть? Потому лишь, что захотелось стереть ухмылку с лица этого дурака Морвира и доказать Меркатто, что он стоит ее денег?

– Худший враг сам себе, – пробормотал Трясучка. Похоже, не на шутку велика его гордость. А еще – слабость к красивым женщинам. Кто бы мог подумать?

Он приготовил веревку, длиною в два широких шага, с крюком на одном конце и петлей на другом. Бросил взгляд на окна домов, смотревших на улицу. Большинство было закрыто ставнями от ночного холода, но некоторые оставались открытыми. Два и вовсе еще светились. Трясучка задумался о том, какова вероятность, что кто-нибудь выглянет и увидит, как он карабкается по стене. Больше, чем хотелось бы, это точно.

– Чертов худший враг…

Трясучка только собрался встать на основание колонны, и тут…

– Где-то здесь.

– Где, болван?

Он замер с веревкою в руке.

Шаги, позвякивание лат. Стражники возвращались. Чего не делали ни разу за пятьдесят обходов. Вся болтовня чертова отравителя про науку обернулась-таки дерьмом, в котором оказался не кто-нибудь, а Трясучка.

Он вдавился в стену. По камню скрежетнул висевший за спиной лук. Проклятье… поди-ка объясни, что ты тут делаешь. Прогуляться среди ночи вышел, знаете ли, весь в черном, и старый лук проветриться вынес…

Бежать – увидят, погонятся, могут и продырявить. Всяко поймут, что он пытался забраться в банк, и на том, считай, конец всему делу. Остаться на месте – разницы никакой, разве что продырявят наверняка.

Голоса приблизились.

– Далеко не может быть, мы ходим-то, черт возьми, кругом да кругом.

Один из стражников, видать, что-то потерял. Трясучка проклял свою несчастную судьбину – не в первый раз. Бежать поздно. Шаги уже у самой колонны. Он взялся за рукоять ножа. На кой было брать у нее серебро? Похоже, слабость у него еще и к деньгам. Трясучка стиснул зубы. Вот-вот они…

– Простите! – послышался вдруг голос Меркатто. Откуда ни возьмись она появилась на улице с откинутым капюшоном, без меча. Без него Трясучка ее еще не видел. – Пожалуйста, извините за беспокойство. Мне всего-то и надо, что домой попасть, но я, похоже, заблудилась.

От колонны отступил один стражник, за ним другой. Оба встали спиной к Трясучке, на расстоянии вытянутой руки. При желании он мог бы потрогать латы.

– А где вы живете?

– У друзей, на улице лорда Сабелди. Но города я не знаю. И зашла, кажется, – у нее вырвался печальный смешок, – совершенно не туда.