Лучше поздно
Шрифт:
– Или меня сменит кто-нибудь другой, - ровным тоном сообщаю я тощей спине - он все-таки идет в гостиную.
– Кто-то, кто не будет к вам столь… снисходителен.
Я ждал, что он пренебрежительно фыркнет, но Снейп внезапно оборачивается.
– И что?
– негромко спрашивает он. Что он такого со мной сделает, на что не хватило воображения у вас или ваших коллег? Посадит на цепь? Применит Круциатус? Поттер, поймите, вот этим, - он встряхивает рукой, - или тем, что вы сказали в ванной - о да, это было верхом снисходительности - вы не
Вот это действительно довод. Тут крыть мне просто нечем. Я молча иду за ним в гостиную и наблюдаю, как он, не садясь, берет с подноса стакан с соком и отхлебывает мелкими глотками, придерживая донышко другой рукой - да, этот способ, пожалуй, более эстетичен, чем его прежние попытки.
Если он и правда осознает, что натворил, тогда к тому, что с ним сейчас происходит, он должен относиться как к искуплению. И, судя по всему, так оно и есть. Но он сам создал для себя этот ад. И я не должен его жалеть. Не должен. Не должен.
Но и поверить, что ему все равно, кто и что с ним делает, я не могу. Было бы все равно - не сопротивлялся бы Джоэлу до последнего и не бледнел бы как покойник, когда аврор расписывал подробности его допросов.
Почему у меня никак не идут из головы эти подробности? Он давно затих в своем углу, а я ворочаюсь на огромной слизнортовской кровати, и перед глазами всплывает ухмыляющаяся физиономия Джоэла.
«Был у него магловский дружок в далекой юности… связь там была о-го-го…». Сколько лет назад - семнадцать, двадцать? И он до сих пор помнит… подробности.
А сколько прошло со дня моей встречи с тем смазливым пареньком из магловского бара?
Я ввалился туда июльским вечером, вконец отупев после многочасового бесцельного кружения по Лондону. Которому предшествовало объяснение с Джинни в кондитерской Фортескью. И она, и я уже давно поняли, что неминуем разрыв, и разрыв окончательный, но до этого свидания продолжали на что-то надеяться. Ее-то я еще мог оправдать, но себя - после того, что о себе наконец понял?
Июль, и мороженое плавится в серебряной вазочке, и Джинни напротив - такая красивая, и в ярких карих глазах такое отчаяние. Я бы умер за нее с радостью, но разделить с ней жизнь…
– Джинни, прости, я не тот, кто тебе нужен… У нас просто нет будущего. Я…
– Не объясняй.
– Она прикусывает палец, потом глухо выговаривает: - Когда ты это понял?
– Не знаю. В последний год, наверное. Неважно.
– И правда.
– Она встает.
– Что ж… Гарри, - она запинается, но договаривает, - я не хочу, чтобы ты мучился из-за меня. Я хочу, чтобы ты был счастлив. Чтобы встретил когда-нибудь того, кто тебе нужен, и чтобы оказался так же нужен ему.
– Спасибо, - бормочу я, не в силах поднять на нее глаза, и только через минуту понимаю, что она уже ушла.
А потом - мостовые и переулки Лондона - и узкая зеркальная дверь, в которой
– Парень, ты явно не из местных - кроме завсегдатаев про эту дыру мало кто знает. Каким ветром тебя сюда занесло? Поссорился с подружкой?
– У меня нет подружки.
– Тогда, наверное, с другом?
– прищур из веселого становится сочувственным, и я с удивлением понимаю, что и правда небезразличен этому привлекательному маглу.
– Может, расскажешь?..
А почему бы, собственно, и нет? Скандальные публикации в «Пророке» здесь мне, слава богу, не грозят… Я вообще здесь никто. Не герой, не Избранный, не спаситель магического мира. И этот парень не будет заглядывать мне в рот, ловя любое высказывание и восхищаясь каждой фразой.
Может, хоть с ним я смогу почувствовать себя… просто человеком?
Пара крепких коктейлей - и его уверенная рука уже лежит на моем плече, а ухо обжигает горячий шепот:
– Так у тебя ничего с ней не было? Ну, в смысле секса?
– Нет…
– А с мужчиной?
– Н-нет, - я чувствую, что краснею. Как он может об этом вот так запросто? Но парень, немного отстранившись, оглядывает меня с веселым изумлением:
– Ну ты даешь… В наше время, в таком возрасте, с такой внешностью - и девственник?! Красавчик, ты меня просто убиваешь!
– Знаешь, я про секс пока вообще особенно не думал, - я чувствую необходимость… нет, не оправдаться, а объяснить.
– Понимаешь, я считаю, что сначала должна быть… ну, это… привязанность, чувство, что тот, кто рядом, очень тебе нужен, больше всего на свете, и ты ему тоже…
– Ты про любовь, что ли?
– парень насмешливо хмыкает.
– По-моему, это просто разные вещи.
– То есть как?
– я непонимающе смотрю на него.
– Если не встретишь свою большую любовь, что, так никогда в жизни и не попробуешь?...
– Извини, мне, наверное, пора идти, - я пытаюсь отстраниться - кажется, хватит с меня экспериментов, но парень, словно не заметив этого, придвигается ближе.
– Да ты настоящее ископаемое, - шепот становится нежным, а потом меня внезапно обдает жаром - это его твердая ладонь переместилась с плеча на грудь и через рубашку приласкала сосок коротким уверенным движением.
– Что, приятно?
– довольно шепчет он.
– Вот об этом я и говорил. Должен же ты хотя бы знать, от чего отказываешься.
… А потом была крошечная комната наверху, стройное поджарое тело, торопливые губы и нетерпеливые руки. Наверное, он и правда хотел доставить мне удовольствие - но я запомнил только стыд от непривычной неловкой позы, его досадливый шепот: «Тише ты, весь дом сейчас сбежится» - он даже попытался зажать мне рот ладонью, которую, правда, убрал - и раздирающую тело боль.