Лучше умереть!
Шрифт:
— Ой, это вы, мамаша Лизон! — воскликнула Люси, увидев в дверях славную женщину. — Надеюсь, вы пришли нынче вечером не для того, чтобы вручить мне завтрашний хлеб?
— Нет, милая барышня… — ответила Жанна, входя и закрывая за собой дверь. — Я хочу вас попросить об одной услуге.
— С радостью сделаю все, что в моих силах.
— Сил тут много не потребуется.
— Ну что ж! Садитесь напротив меня и, пока я вожусь с этим платьем, которое должно быть готово к завтрашнему вечеру, расскажите мне, о чем речь.
Жанна взяла стул
— Дело вот в чем, госпожа Люси… Сегодня днем я проходила мимо магазина модных товаров. На витрине там были выставлены вещи по очень невысоким ценам. Я поддалась искушению и чуть ли не даром купила кусок ткани.
— Значит, вы хотите заказать мне платье?
— Да, если вы будете так добры и окажете мне эту услугу.
— Да я же сама вам предлагала! Материю принесли?
— Вот она.
— Прекрасно, положите ее вон туда. Сейчас закончу эту штуку сметывать и сниму с вас мерку. Вы сможете немножко подождать?…
— О! Конечно! Вторую разноску я уже закончила и теперь свободна до самого утра. Так что не торопитесь…
— Я люблю работать быстро…
Люси лихорадочно работала иглой, время от времени поглядывая на дверь. Жанна видела, что девушка чем-то очень озабочена, но не могла понять причины.
— А давно вы шитьем занимаетесь? — спросила она: ей вдруг захотелось узнать что-нибудь о прошлом девушки.
— Почти шесть лет, мамаша Лизон…
— А учились вы этому в Париже?
— По-настоящему — да… Но вообще шить начала еще в приюте, где выросла…
Жанна вздрогнула.
— Вы выросли в приюте? — живо спросила она.
— Да, мамаша Лизон, — грустно ответила мастерица. — Я никогда не знала ни отца, ни матери. Меня совсем маленькой оставили в приюте для подкидышей.
С головой уйдя в работу, Люси не могла заметить того глубокого волнения, что отразилось на лице Жанны.
— И давно это было?
— Двадцать один год назад…
— Двадцать один год! — повторила Жанна, мысленно переносясь в те страшные годы. — А сколько же вам лет?
— Судя по тому, что мне говорили, должно быть где-то года двадцать два.
— А вы не знаете, вас туда отдали сами родители или чужие люди, которым родители доверили ваше воспитание?
— Не знаю!
— Но в приюте-то должны были знать?
— Детям эту тайну они раскрывать не имеют права. Нужно, чтобы тот, кто оставил ребенка, явился за ним сам, либо прислал доверенное лицо, и указал дату, время помещения младенца в приют, описал те вещи, что оставил при нем в свое время, чтобы легче было ребенка отыскать.
— Значит, вы даже не знаете, были ли такие вещи при вас?
— Были; об этом мне сказали.
— А ваше имя — Люси? — дрожа, спросила Жанна.
— В приют я попала в день святой Люси. Наверное, поэтому меня так и назвали!
«Значит, она получила это имя совершенно случайно… — подумала Жанна, и сердце у нее сжалось: — А я-то уже вообразила… сама не знаю,
В этот момент на лестнице послышались шаги. Люси бросилась к двери, приоткрыла ее и, высунувшись на площадку, прислушалась. Шаги стихли где-то на третьем этаже.
— Это не он! — прошептала девушка, возвращаясь назад; лицо у нее омрачилось.
Жанна заметила внезапную грусть.
— Вы кого-то ждете, госпожа Люси?
— Да, мамаша Лизон… и вы его знаете… Я жду господина Люсьена.
— А! Того молодого человека, что живет напротив вас…
— Да… Он мой жених, и вы легко поймете мое беспокойство, если узнаете, что сегодня утром он пошел узнать насчет работы, от которой зависит все наше будущее. Если его возьмут, через год мы поженимся… он мне так обещал.
На лестнице снова послышался гул шагов.
— Ах! На этот раз я не ошибаюсь! — побледнев от волнения, воскликнула девушка. — Он!
Едва Люси успела сказать это, как дверь распахнулась. Сын Жюля Лабру вихрем влетел в комнату; лицо его сияло.
— Победа, дорогая Люси!… — вскричал он. — Победа!…
— У вас все получилось? — пролепетала девушка; на глазах у нее выступили слезинки.
— Получилось, и лучше некуда… Я тотчас же был назначен на ту должность, о которой мечтал. После завтрака мы вместе ездили на стройку в Курбвуа. Вернувшись в Париж, я сразу же побежал к Жоржу Дарье доложить, какое счастье мне принесло его рекомендательное письмо, и теперь я наконец здесь, дорогая Люси; я очень счастлив и хочу поделиться своим счастьем с вами, ибо очень скоро у нас все будет общее.
Люсьен взял руки невесты, поочередно поднес их к губам и, улыбаясь, продолжил:
— Я получил должность главного инженера с годовым окладом в двенадцать тысяч франков.
— Двенадцать тысяч франков! — не веря своим ушам, повторила Люси. — Но это же целое состояние!
— Если и не состояние, то совсем неплохое начало для того, чтобы со временем его заработать. С завтрашнего дня я приступаю к исполнению своих обязанностей. Через год моя маленькая Люси станет моей женой, а через пять-шесть лет, если мы будем жить достаточно экономно, у нас накопится тысяч тридцать, и можно будет встать на собственные ноги и заново отстроить часть отцовских цехов на землях в Альфорвилле, которые мне удалось сберечь.
Услышав эти слова, Жанна вздрогнула точно так же, как лже-Арман утром.
— Ваш отец жил в Альфорвилле? — изменившимся голосом спросила она.
— Да, мамаша Лизон.
— А как его звали?
— Жюль Лабру; двадцать один год назад его убили, а принадлежавший ему завод сожгли.
Жанна почувствовала, что у нее подгибаются ноги. Душу ее охватил леденящий ужас. Она — невиновная, но всеми признанная виновной в поджоге, краже и убийстве, она, сбежавшая из клермонской тюрьмы, стояла перед сыном Жюля Лабру, который, по мнению правосудия, был сыном ее жертвы.