Лучшее, что может случиться с круассаном
Шрифт:
– Брат оставил мне карточку – на расходы… Не знаю, может, хорошая одежда и деньги меняют впечатление о человеке. К тому же я не привык водить спортивные машины, которые легче перышка.
– Ну и как? Понравилось?
– Пффф… Для разнообразия – забавно.
– А если тебе нравится, чего ж ты ничего не делаешь? Предки твои от денег лопнут скоро, братец тоже. Потом – ты ведь имеешь долю в предприятии, разве нет? Мог бы иметь капусты, сколько захочешь…
– Утихомирься – старая песня.
– …Почему ты никогда не думаешь о своей выгоде? По крайней мере всегда мог бы выпить, когда захочешь, а не делать долги по барам. Ты же у нас башковитый и сам это знаешь. Вот и пошевели мозгой.
– Знаешь, мне кажется, не будь я
– Снова загадками говоришь.
– Внимание, а теперь, раз уж я такой башковитый, демонстрирую Пилота Гав-Гав.
Я скорчил физиономию Пилота Гав-Гав, который мчится на своем самолете в больших очках и летчицком шлеме. Дюймовочка фыркнула, к счастью, успев прикрыть набитый рот рукой. Но как только приступ смеха прошел, она снова принялась за свое.
– Нет, правда, не понимаю. Почему ты упускаешь то, что само плывет тебе в руки? И прекрати перевирать мои слова…
В общем, я терпеть не могу, когда у меня просят объяснений, почему я что-то делаю, а чего-то не делаю, я и без того сыт по горло наставлениями своих Досточтимых Родителей и сарказмами своего Неподражаемого Брата, но на этот раз мне показалось, что будет неплохо отвлечь внимание от внешних перемен моего облика и направить разговор в другое русло.
– Отлично, отвечу тебе подлинной историей, чем-то вроде притчи.
– Только обещай потом снова изобразить Пилота Гав-Гав.
– Посмотрим, сначала выслушай.
– Слушаю.
– Понимаешь, это история одного юноши, который отправился прямиком на Юкон в самый разгар золотой лихорадки. Его отец, процветающий коммерсант, умер от старости в своей скобяной лавке в Омахе и оставил молодому человеку кое-какие деньги. Этого и того, что он выручил, продав дело, ему показалось достаточно, чтобы оплатить путешествие и попытать счастья на севере, и вот, проехав полстраны, парень добрался до Сиэтла и сел на первый же пароход до Скагуэя, это у западной границы Канады. Рассказывать дальше?
– Ну, раз уж начал…
– Ладно, только я не хочу, чтобы ты представляла его себе типичным проходимцем, который хочет сколотить себе состояние; скорее это был… как бы тебе объяснить… исследователь, его интересовало не столько золото, сколько некая необыкновенная точка зрения, ему хотелось окинуть взглядом мир с Северного полюса, подняться на вершину планеты, что-то в этом роде.
– Чокнутый.
– Так и думал, что ты захочешь его подколоть. Так вот, парень выехал из Скагуэя верхом на муле в составе огромного каравана людей и скота, который двигался все дальше на север, к Доусону. Шестьсот километров адски тяжелого пути: лавины, скудный корм для скота и такой холод, что в разгар весны можно было отморозить яйца. Не считая форта, сооруженного несколько севернее, Доусон в те поры представлял из себя последнее цивилизованное место, где можно было купить провизию, прежде чем углубиться в неведомые земли, нечто вроде аванпоста, откуда искатели приключений отправлялись к Полярному кругу.
– Похоже на рассказ Джека Лондона.
– Джека Лечеса. Ты слишком много читаешь, смотри, испортишь зрение.
– Много читаю, потому что мало трахаюсь… Ладно, валяй.
– Хорошо, так вот, дело в том, что однажды, когда он был в Доусоне, ему показалось нелепым и дальше шлепать по талой воде и гнуть хребет, выискивая крупицы золотого песка, которые попадались до смешного редко. Он хорошенько обдумал эту мысль и решил передохнуть пару дней в городе. Тогда Доусон еще не достиг своего блистательного расцвета, но уже тогда его называли Северным Парижем: там пили шампанское, ели черную икру и подряжали французских барышень танцевать канкан полуголыми. Разумеется, нувориши платили не скупясь. Л рядом с теми, кто в салунах пускал свое золото на ветер, кишели сотни несчастных, не способных заплатить за миску фасоли и кусок хлеба, так что очень скоро все это превратилось в пороховую бочку, которую канадская полиция
– Не знаю почему, но я так и думала.
– Погоди, все еще только начинается. Короче, когда у него осталось всего несколько долларов, он понял, что у него нет иного выхода, кроме как пуститься в путь. Он накупил мешок провизии, подбросил монетку, чтобы решить, в каком направлении ему двигаться, и вместе со своим мулом, мешком и ситом для промывки песка направился точнехонько в том же направлении, что и остальные золотоискатели, – к устью Клондайка. Но Клондайк уже был изучен лучше, чем кружевные трусики мадемуазелек, каждый участок реки принадлежал какой-нибудь концессии, то же происходило и на главных притоках, так что наш чокнутый решил приняться за какой-то жалкий ручеек, в котором никто никогда не находил ни крупицы золота. Так оно и шло, пока через месяц, как он ни растягивал продукты, карабкаясь по горам Маккензи, мешок оказался пустым, и на горизонте замаячили мрачные тучи. Другие могли выжить даже в разгар зимы за счет охоты и рыбной ловли, но этот сын торговца скобяными товарами из Омахи едва отличал кролика от лосося, а как поймать того или другого, он и представить себе не мог. Короче, он уже собирался пустить на мясо свою клячу, когда, притаившись возле ручья, заметил ловившего рыбу сиваша.
– Си… кого?
– Североамериканского индейца. Должно быть, сын торговца скобяными товарами показался ему таким жалким, что он привел его в свою семью. Обычно индейский клан на лето разбивал стоянку рядом с небольшим прудом, который ручей образовывал вверх по течению, и как только нашего паренька накормили, он надолго заснул под пристальными взглядами многочисленной индейской родни, которая не привыкла к таким бледнолицым, светловолосым и заросшим созданиям. Молодой человек проспал весь день и, проснувшись, почувствовал себя намного лучше. Уже темнело, когда он встал и пошел к пруду – освежиться после сна, погрузив голову в ледяную воду. Тут-то он его и увидел.
– Золото!
– Точно. Дно пруда покрывала золотая патина, отливавшая в косых лучах позднего солнца, как бутылка «Фрейсенет», если разглядывать ее на свет. Парень чуть не захлебнулся. Сначала сиваши не поняли, отчего такой шум, но старейшина клана в конце концов предложил устроившее всех объяснение: якобы эта пыльца – нечто вроде косметического средства, золотистый пигмент, который придает цвет волосам бледнолицего и блестящим завиткам, которые покрывали всю его грудь и курчавились возле рта.
– Не выдумывай…
– Я серьезно. Эти люди привыкли видеть светловолосых мужчин только издали, когда те искали что-то невидимое на дне рек. Подумай, что по сравнению с сивашом житель Нью-Йорка, предки которого были родом из Голландии, сиял бы, как небожитель, точно так же, как дно этого пруда. Тогда-то наш молодой человек и понял, почему никто до сих пор не добрался до этого пруда. Обычно золотые крупинки плавают по всей реке, увлекаемые течением; добытчики действуют наудачу, выбрав место помельче, чтобы просеивать песок со дна, и, если находят что-нибудь, продолжают просеивать вверх по течению, в противном случае они выкидывают из головы эту речушку и продолжают поиски в другом месте. Но у этой заводи – площадью десять-двенадцать квадратных метров – течение сильно замедлялось, настолько, что золото оставалось в осадке, как мелкий дождь красящих пылинок, и вниз по течению стекала только чистая вода. Иначе говоря, заводь эта была вроде естественного отстойника, на дне которого скапливалось золото, и оставалось только проверить толщину золотого слоя. Еще вина?