Лучшее из "Молот и Болтер"
Шрифт:
— Мы должны отсюда убираться. Мы не можем ждать до утра.
Генерал Фаррис тряхнул головой:
— Сначала мы здесь закончим, Стракен. Мы не будем делать ночью марш-бросок через джунгли.
— Люди справятся с джунглями.
— Может быть они и смогут, но сельские жители…
— Если мы остаемся здесь, и мутанты снова нападут, я не смогу гарантировать, что мы сдержим их. Наша единственная надежда состоит в том, чтобы захватить их врасплох, прорваться через их шеренги и продолжать движение.
— С противником, наступающим
— Доберемся до базового лагеря, тогда и поразглагольствуем, — сказал я. — С парой взводов мы можем вернуться назад и спалить всех чертовых хаоситских ублюдков…
— Но сельские жители, солдат! Среди них есть старики. Есть дети. Они не смогут идти с нами в ногу.
— Ну что ж, потеряем нескольких гражданских. Лучше это, чем…
— Нет, — настаивал Фаррис. — Мы будем придерживаться моего первоначального плана. Вы сказали, что не было потерь при первой атаке.
— Просто мутанты не пытались убить. Они думали, что смогут взять нас живьём. Теперь они узнали нас получше.
— Если бы я не знал вас получше, то задался бы вопросом, а не потеряли ли вы свою смелость.
Во второй раз за эту ночь, я подавил желание заткнуть кулаком проклятый самодовольный рот этого проклятого Валидианского выскочки. Стиснув зубы, я процедил:
— Вы просите, чтобы я жертвовал своими людьми, всем моим взводом, ради явно проигрышного дела.
— Вы получили ваши приказы, полковник Стракен, — холодно сказал генерал.
За час до рассвета противный птичий щебет нарушил утреннюю тишину. От долгого лежания мурашки ползли по моим старым костям, и мне хотелось ощутить солнечное тепло — любого солнца — в последний раз.
В джунглях ничто не двигалось. Однако, и я был в этом уверен, тени стали длиннее. И более темными. Глубокая, неестественная темнота. Мутанты — монстры — собирали силы, увеличивая численность.
Мой живот свело от страха. Это не походило на меня. Терпение Катачанца — его самая большая сила. Но сегодня вечером это не ощущалось. Ощущалось, что мы только откладываем неизбежное.
Мои мысли возвращались к моему последнему разговору с Фаррисом, и я чувствовал, что моя кровь вскипает. Но теперь я кое-что понял. Генерал попал в точку. Не по поводу меня — «Железная Рука» Стракен не чертов трус. Но я не хотел оказаться снова перед мутантами. И все же я был здесь.
Я не мог объяснить почему. Это скручивало мои кишки. Зудело в моем мозге. Инстинктивно я чувствовал, что что-то здесь было не так, что-то, что я упустил. Вспоминая события ночи, я понял, что зуд был всю ночь. С тех пор, как я увидел это проклятое место.
Итак, что я делаю здесь? Жду атаки, от которой не смогу защититься, жду смерти? Я следовал приказам. Но Император знает, в свое время я бросал вызов достаточно многим тупоголовым генералам. Я вогнал бы свой нож в проклятое сердце Фарриса и был бы рад сделать это, если бы знал, что это спасет хотя бы одного из моих парней. На сей раз проблема была
Или может быть сделал. Может быть, на каком-то уровне, я знал все наперед.
Может быть, я просто должен послушать своё нутро.
Я встал на ноги, и пошел к джунглям, трава шелестела под ногами.
Когда я миновал самые дальние хижины деревни, я почти ощущал сотню лазганов, нацеленных в меня. Я был у них на виду, во власти этого оружия — но, ни одного из них не выстрелило. Я наклонился и положил свое оружие на землю, снял с плеч рюкзак и патронташ, и бросил их рядом. Наконец, я поднял руки, чтобы показать, что они пусты.
Меня почти душили слова, которые я должен был сказать, слова, которые я вообще не думал, что вылетят из моего горла. Я не поднимал голоса — в этом не было нужды:
— Меня зовут полковник Стракен, и от имени Второго полка Катачанской Имперской Гвардии — от имени Самого Бога-Императора — я предлагаю вам мою безоговорочную сдачу.
Прошла минута — долгая, тревожная минута — прежде, чем что-то случилось.
Потом я услышал слева шелест листьев, и почти человеческая фигура отделилась от листвы. Оно приближалось ко мне с поднятым лазганом, и я чувствовал, что мои кулаки сами собой сжались.
Теперь мутант был возле меня. Я отшатнулся от его тошнотворного дыхания. Оно заговорило со мной, на том же самом нечестивом языке, что и прежде, и мне всей душой хотелось наброситься на него. Я хотел бить, пинать, плевать, тыкать ножом и вырезать своё имя на его отвратительной груди.
Вместо этого я смотрел, как мутант дал знак своим товарищам. Один за другим, они выступили из джунглей позади него. Каждый был отвратительным, и их общий вид только увеличивал это чувство.
Позади меня прозвучал единственный выстрел лазгана. Мутант упал, сжимая плечо.
— Не стрелять, черт возьми! Это — приказ! — закричал я. — Никто не должен вступать в бой с этим… противником. Им нужны не мы.
Мутанты подняли своё оружие, но теперь вновь его опустили. Я не мог смотреть им в глаза, любому из них. Я чувствовал себя больным, и моя плоть ползла, словно меня опустили к огненным муравьям.
И теперь мутанты шли, волоча ноги, мимо меня — десяток, два десятка, три — в деревню. К залу встреч.
Я увидел Мак-Дугала и Стоуна, вскакивающих на ноги, чтобы убраться с пути мутантов, и вытащивших ножи, борясь с желанием пустить их в дело. Я был им благодарен. Они доверяли мне. Даже несмотря на то, что они знали — любой из моих парней, наблюдавших эту сцену из своих позиций, знал, — что я, должно быть, лишился своего крошечного рассудка. Может быть, так оно и было.
Но, так или иначе, я чувствовал себя хорошо. Так словно сделал что-то разумное. В первый проклятый раз за эту прошедшую ночь, чувствовал себя правильным. Позади меня — я почувствовал знакомый порыв жара и пламени — гранаты мутантов снесли зал встреч.