Лучшее королевство
Шрифт:
— Он, по версии следствия, украл несколько миллиардов и спонсировал разные неугодные организации. В том числе какие-то сомнительные религиозные, — ответила Мира, тоже всматриваясь в самодельные надгробия. — О, а это по-болски!
— Ен Лама, — прочитала Искира. — Деян, это писал ты?
— Нет. Вроде бы он оставил каменщику записку, что должно быть на его камне. Вот и весь секрет. Он прожил в Альбоне больше двух лет и только потом умер, — пояснил Деян. — Я его не знал, но мой сосед был знаком. Дал ему работу. Говорил, что человек умел делать отличные вещи из кожи. Но потом умер
— Хм, поговорить бы с твоим соседом… Хоть убейте, не могу вспомнить ни одного Ена, который мелькал бы в каких-нибудь околополитических новостях, — сказала Искира.
Когда все пошли дальше, Кира заметила, что Мира так и осталась у могилы с той болской надписью.
— Ты его знала? — спросила Кира.
Мира посмотрела на нее, но тут же снова опустила глаза к камню.
— Когда я была маленькой, к отцу часто прилетал друг. Его все звали Ени. Из коренных вежийцев, с сильным волком. Насколько помню, именно этот человек поддерживал отца и помог в политике. Потом он внезапно пропал. Но одно это и то же лицо или нет, я не знаю.
Пока они бродили, Искира молчала, хотя Кира уже привыкла, что та болтает и спрашивает нон-стоп. Теперь же она внимательно слушала или Деяна, или Вука, которые переводили ей имена и надписи. И журналистка иногда вскрикивала: «Он здесь? Ему же дали срок в тюрьме Вежи!», «И этого сюда?», «А это дело я прекрасно помню, власти сообщили о смерти этого человека!»
Они провели там больше двух часов. Все это время Вук Михалек держал блокнот, в котором вполне мастерски делал зарисовки местности и записи.
— Деян, — видя это, обратилась к нему Искира. — Ты говорил, что через портал ничего не пронести и не вынести.
— Я сказал: не могу гарантировать, что вы сможете пронести в целости и сохранности что-то, кроме вашей одежды, — исправил он.
— Но блокнот…
— Его я позаимствовал здесь, — сразу перебил Вук.
— Но надеетесь его взять с собой, так? — проявила проницательность Искира.
— Попытаюсь, — признал Вук.
Искира хмыкнула и взяла Вука под руку.
— Деян, если мы не едем в тюрьму, то встретиться с твоим соседом и узнать про Ена точно должны, — сказала Мира.
— Хорошо, — нехотя согласился тот. — Я приглашу на вечер соседа. Надеюсь, он на месте. Но завтра нам лучше вернуться в земи.
— Все-таки надеешься, что никто не будет встречать, если мы придем раньше времени? — с кривой улыбкой спросила Мира.
— Надеюсь, встречать будет только портальщик, который и должен теперь следить за линией.
У Киры складывалось ощущение, что ее все избегали. До ужина, который наступал довольно рано, по ее меркам, то Мира шушукалась с Деяном, то рыжий о чем-то говорил с журналисткой. Один Вук Михалек был на виду, но он в основном приставал к слугам с вопросами о том о сем. Чем, видимо, окончательно убедил всех в своей иностранности, ну и немного придурковатости.
Кира даже успела выйти во двор с намерением погулять. Но с наступлением сумерек там стало слишком много насекомых. Да к тому же собака, не чуявшая запаха паромщика, явно нервничала и превентивно порыкивала на Киру, стоило
Зато соседа Кира увидела первой. Седой мужчина пришел пешком в сопровождении слуги и, совершенно не стесняясь, сам открыл дверь в воротах.
Увидев на пороге Киру, он улыбнулся и сказал нечто похожее на комплимент. Вроде как его встречает сразу приятная компания. У Киры было дежавю с альбонским, потому что он походил на английский, но в то же время очень отличался. Поэтому она вроде бы понимала его, но, возможно, не так, как надо.
— Рад, что вы смогли прийти к нам, — послышался голос Деяна за спиной. Он аккуратно отодвинул Киру и предложил гостю войти.
Дальше начались долгие расшаркивания. Какие-то бессмысленные вопросы о том о сем, а потом всех позвали к столу. Вот чего Кира действительно ждала. В прошлый раз она попробовала здесь такую фасоль, которой никогда больше не встречала. Говорили, что все паромщики любят еду, похожую на личинки, так как бобовые пользовались у них особым успехом. На самом деле просто все паромщики любили белковую еду, ту, что отвечала за силу мышц. А фасоль им выдавали каждый день, пока они учились. С тех пор Кире из всего белкового нравилась фасоль. Потому что она быстрее перерабатывалась, чем мясо, и имела свою особую консистенцию и вкус. Хотя мясо Кире тоже нравилось, как и другим паромщикам, которые забывали о фасоли, если видели стейк.
Разговор за столом, пока все ели листья в красивых прозрачных чашах, шел вяло. Фасоль Кира быстро пододвинула к себе, оценив, что ее здесь приготовили в нескольких вариантах, даже как пасту.
Кира постаралась сосредоточиться на словах, когда Деян и сосед начали вспоминать об иностранцах, которые часто погибали. Чтобы понять хотя бы часть, она запустила чип на полную.
— Они часто гибли. Были не приспособлены к нашему климату, очевидно, — сообщил сосед. — Однажды пришли двое. Они, как обычно, добрели до деревни, но упали замертво, когда встретили первого человека. Здесь, очевидно, их настигло проклятье, как многих, кто не надевает лингу.
Журналистка, которой разговор переводил Вук Михалек, с ним Кира как раз сверяла свое понимание языка, резко отложила приборы и проверила, крепко ли сидит ее тряпка на лице.
— Я помню, вы рассказывали о человеке, прожившем у вас несколько лет, — заметил Деян.
Мира прислушалась, когда Вук перевел этот вопрос журналистке, и подалась вперед.
— Да! Вот был крепкий мужчина. Наш язык выучил, как орехи пощелкал. А какие он делал перчатки и сумки! Заглядение. Но вероятно, то, что сначала он ходил без линги, дало о себе знать.
— А как его звали? — спросил Деян.
— Полное имя он завещал написать на камне, а я помню, что отзывался он на «Ени». Он, кстати, говорил, что обязательно вернется домой. Просил сообщить ему, если кто-то увидит поблизости высокого рыжеволосого мужчину. Но у нас таких хватает, поэтому каждый раз, видя рыжего, он просто очень хмурился. Он так и не встретил друга, которого ждал. Не дожил.
— А вы помните, как он выглядел? — уточнил Деян, видя, как его сестра наклонилась к Вуку, чтобы о чем-то попросить.