Лучшее предложение
Шрифт:
Он поочередно делал глубокий вздох и ровный выдох, ощущая на себе тревожные взгляды прохожих. Вроде отпустило. Ещё чуть-чуть, и, наверное, потерял бы сознание.
– С вами всё в порядке? – с беспокойством осведомилась пожилая женщина, стоявшая неподалеку. – Вы ужасно бледны.
– Спасибо, вроде всё хорошо. Солнце, наверное, припекло, – рассеянно отозвался молодой человек, но тут же спохватился: – Извините, а вам не кажется странной эта точка в небе?
– Какая точка?
Но он и сам уже ничего не находил, тщетно вперяя глаза в пылающую синеву небосвода.
«Фу ты черт!» – посетовал Витя мысленно.
– Смотрите, так ведь и солнечный удар можно получить! – напутствовала женщина, отходя.
Инцидент
Да, плохи дела. Никогда ещё так остро он не ощущал, что находится в шаге от черты, разделяющей здоровую повседневность и манящее зазеркалье помраченного ума с кружащимися, расплывчатыми, мечущимися, как блики по стеклу, мыслями. И вот уже крупица за крупицей душу заполняет небытие…
«Стоп! Так дело не пойдет! Завтра же напишу заявление на отпуск и… наверное, всё-таки стоит попробовать сходить к тому психологу», – подумал он и, ухватившись за спасительную соломинку, пустил мысли в безопасное и успокаивающее русло. Хотя не больно-то он доверяет всем этим психологам, психотерапевтам, психоаналитикам. Совсем не доверяет! Но любопытства ради, почему бы не сходить? Так, развеяться… Ведь Крайнов рекомендовал специалиста, к которому и сам частенько обращался. А заодно лишний раз будет возможность высказаться, всё равно ни о чем другом сейчас не получается ни думать, ни говорить. И может, даже удастся стряхнуть с себя это ядовитое оцепенение, парализующее волю и чувства.
«Сегодня же позвоню Крайнову и узнаю его телефон», – решил Витя и, пошатываясь, двинулся с моста обратно в сторону бульвара.
В это время Мари сидела в небольшом ресторанчике у Арбатских Ворот и за чашкой кофе листала новенький каталог юбилейной выставки Кристис, торжественное открытие которой должно было состояться уже на следующей неделе. Мари помогала в её организации, и все последние дни проходили в дикой суете. Написание пресс-релиза, искусствоведческих статей и подготовка презентации для гостей были только частью её задач, самой приятной, надо сказать. Параллельно с этим необходимо было решать массу других рутинных вопросов, что отнимало уйму времени и сил.
Несмотря на кипучую деятельность, после обеда она всё же смогла выкроить полчаса для встречи со своим мужем. Они не виделись почти месяц, и встреча оставила горькое послевкусие. В мыслях вставало Витино бледное лицо. Черты его за время разлуки заметно обострились: осунувшиеся щеки подчеркивали резкие контуры скул, серо-голубые глаза, когда-то исполненные любовью, теперь казались выцветшими – она чувствовала в них душевное терзание и боль, которую ему причинила.
Хотя Витя старался держаться бодро, пробовал даже шутить. Он всё такой же отчаянный романтик, а вот ей уже никогда не стать прежней.
Месяц назад, оставляя послание, она думала, что расставание пойдет во благо, что это просто горькое лекарство. Но, оказалось,
Кто она теперь? Потерявший душу искусствовед? Или актриса, играющая последнюю роль в драме жизни, которая обнажилась перед ней в самых уродливых и гротескных формах? Драма была повсюду. Развязка предопределена. Остался ли хоть малейший шанс сохранить свое «я»? Бросить играть роль, предначертанную ей судьбой?
Короткая передышка подходила к концу.
Мари помешала ложкой кофе. Остатки молочной пенки на его зыбкой поверхности обрели поразительную глубину. В текучих пенистых разводах кофейного вихря проступил Млечный Путь, затеплились звезды. Не первый раз возникали космические видения. После той роковой ночи в театре они неотступно преследовали её и наравне с другими болезненными образами бередили сознание.
Девушка сделала последний глоток и подала официанту знак рассчитать. Скоро за ней заедут и повезут на следующую встречу, в особняк Муравьева-Апостола. Там нужно будет согласовать с декораторами ряд вопросов по оформлению зала.
В ожидании машины она снова переключилась на каталог. Бесцельно листала его, бегло скользя взглядом по репродукциям картин и описаниям лотов. Над некоторыми статьями она начала работать ещё зимой, до их расставания.
«Лот № 20… На картине изображен момент затишья во время всеобъемлющего огненного заката. Эта крупноформатная работа демонстрирует подлинное мастерство художника в передаче атмосферы и настроения моря. Весь холст охвачен пылающими красками уходящего солнца, которое отбрасывает на зеленовато-голубую водную гладь маслянистую полосу золота, а его теплые лучи окрашивают каменистый берег на переднем плане в мягкие розоватые тона. Величественная панорама морского простора захватывает зрителя. Ощущение бескрайности усиливается благодаря тонкой трактовке перспективы и особой передаче света, напоминающей манеру импрессионистов. Печальная стая птиц, летящая навстречу горизонту, и фигуры людей на берегу наполняют художественную композицию вечерней задумчивостью…»
Что-то нарастало внутри, поднималось к глазам. И уже размылись слова, расплылись строки, и на страницу каталога капнула крупная слеза…
2
Он и она шли, держась за руки, по неухоженной улочке. Деревья вдоль тротуара росли не густо, но их ветви смыкались над головой, образовывая зеленый навес, через который рыжими бликами прорывались солнечные лучи. Предвечернее солнце молодило листья, озаряя их мягким и теплым светом.
– Как красиво! Как красиво! – радостно восклицала она. – Ну что ты смеешься? Ты же знаешь, как я люблю такое освещение!
– Конечно знаю, – с нежностью ответил молодой человек. – Ты и сама сейчас как будто светишься!
Девушка улыбнулась и выразительно посмотрела на своего спутника. Глубокие зеленовато-карие глаза заискрились счастьем.
Она была в ситцевом сарафане небесно-голубого цвета и выглядела в нем очень статно: легкая ткань облегала женственную, хорошо сложенную фигуру, а изящная талия, волнительно подчеркивая привлекательные формы, смотрелась даже неестественно тонкой и составляла пикантную её особенность.