Лучшее время
Шрифт:
Я отворачивался от этой мрачной картины. У противоположной от окна стены белела постель, толстый матрас с ворохом белья держался на кованых металлических ножках. Из-под одеяла выглядывало плечико Ксюши, её темная голова на подушке. Ночуя у неё, я часто ловил бессонницу. Иногда вставал и бродил по комнате, а Ксюша спала. И, хотя порой я специально
Эх. Так было… Тут я задумался. Четыре раза? Пять? Больше… или меньше? Тут бы мне и остановиться. Но я остановился посреди тротуара и вспомнил, что четыре или пять раз в ту зиму – это столько я провожал Ксюшу домой. И да – пару раз она предложила подняться к ней в квартиру. Мы пили чай, она жарила яичницу или оладьи (один раз – яичницу, один раз – оладьи), разговаривали…
…Как-то раз в середине ужина я поднялся со своего места – меня словно что-то толкнуло в тот момент, я словно глотнул отравленного адреналином воздуха; в любом случае этот импульс был настолько внезапным, что я не успел придумать, как ему противостоять. Я обогнул стол, наклонился к лицу сидящей Ксюши, не очень-то в него всматриваясь, успел поймать только удивленный взгляд и поцеловал её. И целовал долго, и она все это время была какой-то отрешенной, как будто находилась не здесь и думала совсем о другом. В ту же секунду, когда меня уже прошибло до судороги мучительное сомнение, её рука обвила мою шею.
Всего один раз.
Вот и думай после этого, жестока или милосердна наша память, что множит счастливые моменты, растягивая их в недели, один единственный случай – в целую счастливую зиму. Еще я вспомнил, что после той ночи проводить Ксюшу мне больше ни разу не удалось.
После дня рождения я в виде подарка самому себе обычно отправляюсь в какое-нибудь небольшое путешествие – это вроде как традиция, ибо мало что может меня так порадовать, как путешествие. На днях мне попались
Идея была слишком заманчивой, чтобы не попытаться воплотить её в жизнь. Однако Ксюшин номер опять отговорился тем, что, мол, телефон абонента выключен, посеяв во мне сомнения: не шифруется ли Ксюша от меня? Но я послал эти сомнения куда подальше и решил идти до конца, то есть к ней домой. Оттого-то я и бродил по Петроградке уже битый час, но если вдруг оказывался на её улице, то торопился свернуть в первую же арку.
Я не спешу, просто гуляю, да и что я ей сейчас скажу? Просто: поехали со мной, вот так, ни с того ни с сего? Вечер длинный, просто бесконечный… Поехали как друзья? Никуда не годится – глупо, нелепо, да и друзья мы с ней, откровенно говоря, не очень-то близкие, если к нам вообще применимо это слово. «Составь мне компанию», – вот как надо. Ничего не обозначаю заранее, просто неохота ехать одному.
Отсюда до её дома на Большой Пушкарской пять минут быстрым шагом. Уже девять вечера, должна же она когда-нибудь бывать дома!
Я шёл не торопясь, тишину глухих улиц юга Петроградской стороны нарушал только шорох нападавшего за день снега под моими шагами. В окнах горели финские пирамидки, огни в комнатах были приглушены шторами.
Сверху, над крышами прокатился глухой дальний звон, очевидно, из Петропавловского собора. Осевшие на землю рыхлые бурые сумерки сделали город неузнаваемым, и я представил, что так же будет снежным вечером в Праге, когда мы с Ксюшей будем бродить по Малой Стране или в переулках вокруг Староместской площади, скользя на булыжниках. А когда замерзнем, будем пить глинтвейн или svareno vino в кабачках, где у входа горят факелы. И так же будет бить колокол.
Конец ознакомительного фрагмента.