Лучшее за год 2005: Мистика, магический реализм, фэнтези
Шрифт:
— Хочу спросить, — запинаясь, начинает Кэтчи, но все же задает свой вопрос: — Это самец или самка?
Она ждет ругани, но, к ее удивлению, Хаммель хохочет:
— Это самка, поросенок!
— Значит, бедняжка.
— Точно.
— Будь осторожнее, Смотритель. Надвигается шторм.
— Спасибо, буду.
Кэтчи на прощание машет рукой и в последний раз окидывает взглядом рыбину. Какая в ней тайна? Но в воздухе сильнее чувствуется приближение шторма, так что она самой короткой дорогой бежит к хижине.
Во
Еще до его начала Спитмэм замазала вход смолой, смешанной с глиной. Сама Спитмэм на удивление спокойна и определяет самый страшный момент бури с такой легкостью, словно напрямую общается с небесами. Кэтчи и раньше приходилось убеждаться, что ее бабушка относится к бурям с таким равнодушием, словно речь идет о приготовлении чая или одалживании стула для посетителя у ближайшей соседки, Молодой Солли. Она долгое время молча жует травинку, а потом говорит, ни к кому не обращаясь:
— Нет, видно, не в этот раз.
— Что такое? — спрашивает Кэтчи.
Но бабушка только улыбается в ответ и ничего не говорит, так что Кэтчи наклоняется и поправляет переложенную соломой посуду.
От шторма нельзя укрыться. Не успела Спитмэм укрепить дверь, как первые порывы внезапно встряхнули камни стены, и ветер стал ломиться и в дверь, и в окошко. Ничуть не сомневаясь в прочности своего жилища, Спитмэм успокаивает Кэтчи, словно малого ребенка. Они остаются в полной темноте, опасаясь зажигать лампу. Это единственная уступка Спитмэм страхам обычных людей, и Кэтчи украдкой замечает, что бабушка бросает гневные взгляды на виновницу ее слабости.
У ветра есть собственный голос, и он достаточно силен, но во время бури звучит не только он. Кэтчи прислушивается. Вот резкий свист из щелей покрытой дерном крыши, вот вздохи и хлопанье створок окна. А кроме издаваемых предметами звуков, раздаются еще и голоса населяющих воздух существ. Свист, уханье, стоны, взвизги всех птиц, которые может себе представить Кэтчи. Птиц с крыльями, птиц, покрытых шерстью, птиц с плавниками, птиц всех видов. И совсем слабый ее собственный стон, едва слышный в объятиях Спитмэм.
— Вспоминай названия существ, чьи крики ты слышишь, — говорит Спитмэм, стараясь ее отвлечь. — Держись за названия, моя девочка.
Из всей какофонии звуков Кэтчи выделяет птичьи голоса.
— Чайки. Кошки.
— А остальные?
— Бабуины. Тигр.
— Еще, девочка.
Спитмэм встряхивает ее за плечи, и Кэтчи немного ободряется, но в следующее мгновение слышит совершенно непохожие на звериные крики звуки. Слова. Кэтчи слышит слова.
— Бабушка, бабушка, там люди!
— Успокойся. Это всего лишь люди ветра.
— Чего они хотят?
Кэтчи уже чуть не плачет. Она слышит, как женщина из урагана летает вокруг хижины все быстрее и быстрее, так что оказывается одновременно со всех сторон, и бранит ее за то, что Кэтчи принадлежит к
Но Спитмэм опять улыбается и ничего не говорит, только прижимает голову Кэтчи к своему плечу. Она нежно укачивает ее в своих объятиях, пока шторм не стихает.
После шторма все отлично.
Двери хижин распахиваются настежь, все выходят наружу и любуются обновленным миром, хотя и оглядываются с опаской, но каждый знает — на этот раз шторм никого не унес. Люди открывают окна и сметают с дорожек сбитые ветром ветки. Начинаются разговоры о глубоких царапинах на дверных косяках, люди гадают о зверях, у которых такие огромные когти; и они приходят со своими вопросами к Спитмэм, но она пожимает плечами и закрывает перед соседями дверь хижины. Дети гоняются за птицами, отставшими от шторма. Те хлопают крыльями и подпрыгивают, по они оказались в другом мире, стали тяжелее, и крылья больше не могут их держать.
Потом крестьяне снова начинают доверять небу, прячут свои сомнения, наполняют корзины мясом, вооружаются молотками и, пританцовывая вокруг разбитых валунов, идут по тропинке до ровного песчаного берега. Там они рассаживаются на охапках прибрежного тростника, помогают друг другу справиться с тяжелыми башмаками, обвязанными для надежности сплетенными из соломы веревками. Кафф и Кери визжат, когда их матери обмазывают их ботинки глиной, Дерри дразнит небеса, бросая вверх камни и оскорбления. В конце концов обутые люди выстраиваются веером на берегу, и Спег подает знак, ударяя колотушкой по огромному валуну. В ответ раздаются вопли и свист, и крестьяне устремляются к кромке воды.
Весь пляж усыпан телами тех, кого шторм лишил возможности двигаться. Мужчины и женщины в воде держатся как можно ближе друг к другу — они ни на миг не забывают о ее злобной хитрости. Люди с песнями топчут тяжелыми башмаками студенистые тела умирающих рыбин. Более мелкие жители моря выброшены на берег, и дети дробят конечности котов, черепах и соколов — но никто не задумывается над названиями, для них это просто рыбы.
Как и на каждой охоте, Спег не перестает подбадривать людей криками:
— Скалы идут! Убирайтесь прочь, вода и ветер! Идут скалы, они сильнее вас!
Кэтчи одним ударом сокрушает кобру, оглядывает пляж, пробегает несколько шагов и бьет по малиновке.
— Скалы сильнее! — кричит она, но не попадает в такт с остальными, поскольку в голове ее крутится так много новых мыслей.
Перед ней в воде открывается другой мир, в котором кобра охотится за малиновкой, а та вспархивает на ветку платана, а в тени платана скрывается медведь, таскающий из воды лососей.