Лучшее за год III. Российское фэнтези, фантастика, мистика
Шрифт:
Пугаться — не было сил. Она пошла к телефону.
— «Скорая», — откликнулась трубка женским голосом.
— Извините, я не знаю у кого спросить, поэтому — к вам… Тут у меня тело в квартире, уже с восьми вечера. Милиция сказала, заберут в течение двух часов…
— Вы откуда?
— Из Шаров.
— А, это опять вы…
Голос отдалился, крикнул кому-то там: «Эй, тут из Шаров! Чего говорить?» Веселый тенорок ответил: «Говори, как есть, у нас нет тайн от народа». В трубке откашлялись.
— С перевозкой проблемы. Застряла на полдороге.
— Сломалась?
— Вроде того.
— А починить можно?
— А хрен его знает! — выдала диспетчер в сердцах. — Водитель какую-то галиматью
— И что теперь? — спросила Машенька. Отчаяние стальными тисками сжало сердце.
— Что… Вышлем вторую машину. Вторая пока на вызове, но как освободится… Вы, главное, не волнуйтесь, никто про вас не забыл.
— Я свое отволновалась.
Диспетчер помолчала. Потом сказала очень по-человечески:
— Хотите, врач приедет, укольчик сделает?
— Спасибо, не надо.
— Как вы, вообще?
— Письма читаю вслух…
Впитывая ухом короткие гудки, Машенька спрашивала себя и не находила ответа: что же это в мире творится?
16
Спиридон Михеич (попросту Спиря) водил машину с 17-ти, а водительский стаж имел — аж 34 года. Но до сих пор с ним ничего похожего не случалось.
Главныть, был бы выпимши — другой разговор! Ведь сухой был, трезвехонький. А скажут — скажут! — заквасился ты, Спиря, и стало тебе в падлу бублик крутить. Вот этими вот собственными руками угробил ты доверенную тебе технику, и называется это — саботаж да диверсия…
Какая там техника! УАЗ-«буханка» 95-го года выпуска. Медики, правда, кличут ее «таблеткой», у них все не как у людей, но буханка она и есть буханка. Самая отстойная, самая убитая на весь Мариинск машина. «Техника»!
Послали в Шары — жмурика забрать. Бабулька преставилась, царствие ей небесное. Напарником — Васян, санитар по жизни. Он спал в фургоне — на носилках, ясен пень. Он сутками там спал, что без жмурика, что со жмуриком, ему без разницы. Во нервы у человека! А однажды с бухл'a трахался со знакомой бомжихой, тож бухой в хламье. Отодвинул покойника в сторону…
Когда выехали из больницы (машина, хоть и числилась за станцией «Скорой помощи», базировалась возле морга в больничном дворе), Спиря думал — рейс как рейс. При выезде из города решил заправиться. Пока то да се, пока любезничал с Татьяной, королевой бензоколонки (а что? Спиридон Михеич — тот еще бычок!) — приспустило колесо. Заднее. Хорошо, вовремя заметил. Менять было неохота; подкачал, посмотрел, сильно ли травит. Вроде ехать можно. Главныть, через полчасика не забыть еще подкачать. Заднее — это вам не переднее. Двинул потихоньку, но только вырулил на шоссе — камера, с-собака, лопнула! Колесо взорвалось. Хорошо, не на скорости, а то бы… Ладно, встал. Сообщил по рации. Поменял на запаску; а пока менял — спустило еще и второе заднее. Проверил: ниппель сдох. Ну, это не вопрос. Заменил, накачал, поехал. И минуток через десять чувствуется — не то, тянет машину к обочине. Вышел посмотреть… блях-перепих! Запаска спустила! Опять ниппель, опять менять и накачивать… Ну, дела! Засосало у Спири в груди, заныло. Почуяла душа — это для разгону, все хорошее впереди…
Так и есть. Едва отмахал дюжину верст, как лопнула камера уже в переднем: машину чуть на встречную не утащило. Запаска использована, что делать? Ну, лишняя камера в фургоне завсегда найдется, только долгое это дело — колесо перебортовывать. Доложился по рации: дескать, скоро не ждите, крепко встал. Мудохался с покрышкой минут сорок, двинул, помолясь… И тогда лопнула правая передняя. А резины больше нет. Снял колесо, разбортовал, — посмотреть, можно ли хоть как-то камеру заклеить. Фиг! Пока работал — опять спустили оба ниппеля у задних…
Короче, засада. Кобзец.
А санитар Васян,
Обратно до заправки было пилить — два червонца с хвостом. Застряла «буханка-таблетка» мертво. К тому ж Спиря так наломался, что поясницу «прострелило». Дело знакомое: люмбаго по-ученому. Заглотил он сразу две таблетки баралгина из своего НЗ, послал на станцию SOS, заполз в фургон, крича от боли, согнал санитара с носилок…
«Что за х…ня?» — в полной растерянности думал он. Примерно о том же думал, о чем и клиентка, до которой он так и не доехал.
17
«…Теперь о главном. О том, ради чего Вы явились ко мне, жестоко унижая нас обоих. Я обещал, что подумаю — и вот мой ответ.
Я помогу Вам с акциями, хоть это и решительно противоречит моим принципам. Природная хитрость подсказала Вам хлопотать не только за себя, но и за дочь, а Вы, конечно же, знаете мое отношение к детям. То, о чем Вы просите, называется инсайдерской информацией. И помыслить не мог, что паду так низко, но, как выяснилось, я на все готов, лишь бы вырвать Вас из своего сердца!
Так что скупайте ваучеры, мадам. А потом, когда вы удовлетворитесь… какое мерзкое слово… потом, надеюсь, никогда боле мы с вами не свидимся.
Потому что в Вас нет жизни…»
18
Ах, вот оно что! Вот, значит, откуда у матери сундук с газпромовскими дивидендами!
Машенька прервала чтение. Отчего-то она запыхалась — как после бега.
Получается, дата на конверте — не ошибка? И письмо, что же, действительно отправлено 15 лет назад? Как раз тогда в разгаре была приватизация… а мать, помнится, и вправду покупала ваучеры. Не чемоданами, конечно, и не вагонами, как некоторые… Большинство вкладывало их в пузыри вроде МММ-Инвест. Или меняло на бутылку «Рояля» (по курсу один к одному). Последние — не прогадали, «Рояль» был максимально надежен… мать, кстати, не гнушалась никакими продавцами: хотите пузырь со спиртом? получите! И вот, именно сегодня, ТАКОЕ письмо нашло своего адресата.
Спятишь от совпадений.
Дочь, внутренне сжавшись, посмотрела на тело. Глюки прогрессировали: казалось, мертвое лицо не просто возвращает себе форму, но словно бы разглаживается.
Машенька перекрестилась. Занесла руку, чтобы — не притрагиваясь, — перекрестить усопшую… и побоялась.
19
«…Жизнь Ваша — это ничтожно малая величина.
Открытый, оголенный нигилизм, которым Вы пропитаны, лишает смысла буквально всё. Вами отринуты такие человеческие достоинства, как честь, гордость, духовность, сердечность. Боже мой, во что Вы превратились! Скажите на милость, откуда появились в вашем лексиконе словечки вроде „полюбовника“, „постели“, „переспать“? И эта грязь исходит из уст, к которым я, по Вашему милостивому разрешению, прикасался! — с замиранием сердца, с трепетным волнением… Я Вам напомнил о том, каким глубоким и проникновенным было мое чувство, когда Вы позволяли мне Вас обнимать и целовать. И каков был Ваш ответ?
„Подумаешь! — сказали Вы. — Поцелуи для женщины, дорогуша, ничего не значат“.
Страшные слова.
У Вас не хватило элементарного такта пощадить ту полнозвучную наполненность, которую я к Вам питал.
Когда чувства спят — это и есть небытие. ПРОСНИТЕСЬ ЖЕ!..»