Лучшее за год XXIV: Научная фантастика, космический боевик, киберпанк
Шрифт:
— Со мной покончено. Я ухожу. Матфей роняет нож.
— Нет, — молит он, — прошу тебя, Джеффри. Стань тем, кем был прежде…
— Не могу, — отвечает Джеффри Селевкид. — Та сущность потеряна. А новая не уступит позиций. — Потом хриплый смешок. — Смерть героя — лучшее, что приходит в голову.
— Что же мне делать? — шепчет Матфей. — Нет сил продолжать. Я хочу отдать ключи. — Он прячет лицо в ладони.
— Только не мне, — говорит Джеффри. — И не Селевкидам. Теперь они на свободе; здесь начнется война. Впрочем, может, их поставят на место. — Скептический взгляд на священника. — Чьей-то жесткой десницей.
Джеффри вылетает в окно,
Кружение синих и красных огней. Взрослые вокруг Софи говорят быстро и решительно. Носилки с нею грузят в машину «скорой помощи». Софи слышит, как плачет мама.
Несмотря на крепежные ремни, одна рука ее свободна. Кто-то протягивает ей медвежонка, и она прижимает его к себе, прячет личико в мех.
— Ты поправишься, птенчик, — говорит взрослый.
Двери захлопываются. Щечки у нее холодные и мокрые, во рту привкус слез и железа.
— Будет чуть-чуть неприятно. Укол: боль начинает отступать.
Взвывает сирена; рокочет мотор. Они мчатся.
— Тебе тоже грустно, мишка? — шепчет Софи.
— Да.
— И страшно?
— Очень.
Она обнимает его покрепче:
— Все будет хорошо. Честное слово. Не бойся. Я все для тебя сделаю.
Матфей молчит. Уютно устроившись в ее объятиях, он чувствует себя птицей, миновавшей бурное море и на закате дня вернувшейся домой.
Приткнувшись к хижине священника, нарождается новый мир.
Уже рушатся мосты между ним и нашей древней вселенной: теперь мы безвозвратно принадлежим тому, что становится прошлым. Константы определены, симметрия рассчитана. Скоро Ничто, бывшее Нигде, станет пространством. Начнется Нечто, которое было Никогда. Начнется со вспышки, столь мощной, что ее эхо заполнит небеса навеки.
Точка, пылинка, щепотка, комната, планета, галактика и дальше — до бесконечности.
Здесь спустя множество эпох появитесь вы, во всем непостижимом разнообразии форм. Ищите друг друга. Любите. Творите. Будьте осмотрительны.
Достигнув расцвета, ваша Вселенная станет драгоценной лагуной по сравнению с пустым, темным океаном, где мы удаляемся друг от друга, замедленные до холодных, бесконечно малых импульсов. Крупицы среди волн непроглядной тьмы. Вы никогда нас не найдете.
Но если будете умны, храбры и удачливы, придет день, когда один из вас отыщет дорогу к дому, давшему вам жизнь, — к маленькой хижине посреди протосферы, где ждет она.
София, хозяйка дома за вашим небом.
Кейдж Бейкер
Где золотые яблоки растут [100]
100
«Where the Golden Apples Grow», by Kage Baker. Copyright © 2006 by Kage Baker. First published in Escape from Earth (Science Fiction Book Club) edited by Jack Dann and Gardner Dozois. Reprinted by permission of the author and the author's agent, Linn Prentis.
I
Он был третьим мальчиком, родившимся на Марсе. Ему было двенадцать лет, и почти всю свою жизнь он провел в кабине танкера. Звали мальчика Билл. Папу Билла звали Билли Таунсенд. Билли Таунсенд был дальнобойщиком. Он летал
Деваться Биллу было некуда. Танкер оставался его единственным домом. Папа называл танкер «Красотка Эвелина».
Насколько Билл знал, его мама умерла. Этот ответ, один из многих, которые давал ему папа, казался самым правдоподобным; на Марсе было от чего умереть — холод, и сушь, и дожди из гравия, и воздуха совсем мало. Но с той же вероятностью, судя по тому, что папа еще говорил, мама могла вернуться на Землю. Так или иначе, Билл старался о ней не думать.
Такая жизнь ему не то чтобы нравилась. По большей части она была или скучной — долгие-долгие перегоны к депо, когда на мониторах не видно ничего, кроме бесконечных миль красных каменистых равнин, — или страшной, когда они попадали в сильные штормы или когда «Красотка Эвелина» вдруг ломалась, а вокруг не было ни одной живой души.
Вот когда они заезжали в Монс Олимпус, становилось немного лучше. В городе на горе было на что посмотреть и чем заняться (хотя папа Билла обычно шел прямиком в таверну «Королева Марса», да там и застревал) — куча ресторанов и магазинов и большая общедоступная база данных, где Билл скачивал в гейм-бук задания по школьной программе. Но больше всего в Монс Олимпусе Биллу нравилось то, что сквозь его купол можно было разглядеть Долгие Акры внизу.
Они казались совсем непохожими на город, и Билл мечтал там жить. Вместо бесконечных холодных красных равнин на Долгих Акрах раскинулись теплые просторы зелени и настоящие водяные каналы, которые тянулись под визиотуннелями на много километров. Билл слышал, будто из космоса они должны были выглядеть как зеленые линии, пересекающие марсианские низины.
На Долгих Акрах жили люди. Там селились семьями и возделывали землю. Это Биллу нравилось.
Больше всего он любил смотреть с горы в сумерки. Тогда в городе только-только начинали зажигать огни, они светились сквозь визиопанели, и на зеленых полях было пусто; тогда Биллу нравилось представлять себе, как семьи — папа, мама и дети — усаживаются ужинать в собственном доме, в одном и том же спокойном месте из года в год. Он представлял себе, как они копят деньги, а не сорят ими направо и налево, стоит им оказаться в городе. Они никогда ничего не забывают, например дни рождения. И никогда не забывают о своих обещаниях.
— Пааа-лучка! — радостно вопил Билли, на полной скорости выбивая удалой ритм по приборной панели. — Эх, погуляем! Хо-хо! Повеселимся на всю катушку, а, дружок?
— Мне нужны носки, — заявил Билл.
— Что угодно, книгочей! Носки, ботинки — да хоть целый магазин!
— Мне нужны только носки, — повторил Билл.
Они находились на последнем отрезке Большой Дороги, летели под мерцающими звездами, а впереди на мониторе занимались яркие огни Монс Олимпуса. Главный купол так и сверкал разноцветными неоновыми вывесками внутри, и даже внешние Трубы были залиты светом от пи-костюмов прохожих. Это было похоже на цирковые купола на Земле, которые Билл видел на картинках. Он выключил гейм-бук, засунул его в передний карман на пи-костюме и тщательно застегнул карман.