Лучшее за год. Мистика, магический реализм, фэнтези (2003)
Шрифт:
— Я о другом. Ты просто не понимаешь, Айви. Тебя не было. Тебя. Никогда. Не было.
Потом я просыпаюсь, охваченная такой паникой, словно нахожусь в комнате, где секунду назад взорвалась бомба. Только там никакой бомбы нет. Взрывается что-то у меня в голове.
Тогда еще никто не объяснил природу этого явления: внезапного сбоя в работе нервных клеток и нейронов, болезненно-сильной реакции организма на него; никто еще не объяснил, каким образом одно незначительное событие вдруг попадает в паутину дендритов и аксонов и вызывает мощный выброс кортизона
Никто не знает. И Фокс никогда не писал в своих книгах о подобных вещах.
Я уставилась на карты с рисунками, зажатые в руках.
Фокс жил недалеко отсюда, в Тенантс-Харбор. Моя мать водила с ним знакомство задолго до моего рождения. Он был гораздо старше Блеки, но в те дни — задолго до появления электронной почты и дешевых серверов удаленного доступа — писатели и художники ездили на сколь угодно далекие расстояния, чтобы пообщаться с собратьями по духу, и уж конечно, гораздо дальше, чем от острова Аранбега до Тенантс-Харбор. На моей памяти именно тогда моя мать впервые произвела на меня по-настоящему сильное впечатление, какое, по всеобщему мнению, должна была производить постоянно. Она нашла меня в гамаке читающей «Любовь собирает рябину».
— Ты читаешь книгу Берди. — Она наклонилась, чтобы поднять мой пустой стакан из-под лимонада.
— Уолтера Вердена Фокса, — педантично поправила я.
— О, я знаю. Он любил, чтобы его называли Берди. Его сына тоже звали Уолтером. Все звали мальчика Уолли. Я водила с ним знакомство.
Позади меня церковные колокола пробили четверть десятого. Блеки уже встала и ждет моего прибытия. Я аккуратно положила две карты в колоду, завернутую в пестрый шарф, засунула сверток в сумку и направилась в Пенобскот-Филдз.
Когда я вошла, Блеки и Катрин сидели в крохотной столовой. На столе лежала вчерашняя «Нью-Йорк Тайме» и стояли тарелки с остатками завтрака.
— Ну как? — спросила мать, поднимая седые брови и устремляя на меня спокойный взгляд серых глаз. — Тебя вырвало?
— Ох, прекрати, — сказала Катрин.
— На сей раз нет. — Я наклонилась и поцеловала мать, а потом повернулась к Катрин: — Я зашла на распродажу при вашей церкви — и потому опоздала.
— Ох, я же собиралась отдать им свои шмотки! — Катрин встала, чтобы налить мне кофе. — Я отнесла туда несколько коробок всякой всячины, а про шмотки забыла. У меня целая сумка вещей; и несколько гермесовских шарфов, помимо всего прочего.
— На твоем месте я не стала бы отдавать шарфы. — Блеки легонько похлопала ладонью по столу, призывая меня сесть рядом с ней. — Комиссионный магазин в Камдене предоставляет хороший кредит за них. Этот свитер я купила там. —
— Да перестань ты, честное слово, — сказала Катрин. Она вручила мне кружку кофе. — Можно подумать, нам нужен кредит для покупки одежды.
— Послушайте, — сказала я. — К слову о шарфах…
Я вытащила из сумки пестрый сверток и положила на стол, отодвинув в сторону тарелки с остатками завтрака. По лицу Блеки промелькнула тень удивления, а потом она прищурилась и с выжидательным видом подалась вперед. Когда я развернула шарф, клочок бумаги упал на стол, рядом с рукой моей матери. Она поскребла по столу шишковатыми пальцами и наконец схватила бумажку.
— Не вижу, что здесь написано. — Она поправила очки и нахмурила брови, силясь разобрать каракули.
Я положила колоду на шарф, а потом толкнула ее через стол. Две карты с рисунками я оставила у себя и теперь осторожно засунула в задний карман, стараясь не помять. Остальные лежали аккуратной стопкой перед Блеки.
— Наименьшие Козыри. — Я указала на клочок бумаги. — Тут написано.
Она внимательно взглянула на меня, потом на карты.
— Ты о чем? Это колода карт.
— Это написано на бумажке: «Наименьшие Козыри». Не знаю, помнишь ли ты, но в одной из книг Фокса, в первой главе, есть такая сцена… Наименьшими Козырями он называет колоду карт Таро, которой пользуется один из персонажей. — Я пододвинулась поближе к матери и указала на клочок бумажки, зажатый у нее между большим и указательным пальцами. — Я хотела посмотреть, сумеешь ли ты разобрать, что тут написано. Ты ведь знала Фокса. Не узнаешь почерк?
— Почерк Берди? — Мать потрясла головой и поднесла бумажку к самому носу. В такой же позе много лет назад она сидела перед фотографом из журнала «Лайф», когда рассматривала через лупу Мудрого Муравья, только на сей раз она казалась озадаченной и даже сбитой с толку. — Не знаю. Не помню.
Я на мгновение испугалась, что именно сейчас, в самый неподходящий момент, Блеки начнет терять память, отдаляться от нас с Катрин. Но нет. Она повернулась к Катрин и спросила:
— Куда мы положили те папки? Когда я просматривала письма послевоенных лет? Ты помнишь?
— По-моему, они в твоей комнате. Хочешь, чтобы я принесла?
— Нет, нет… — Блеки встала, отстранив меня, и направилась в свой кабинет, придерживаясь по пути рукой за спинку стула, кухонную стойку и стену.
Катрин посмотрела ей вслед, потом перевела взгляд на безобидный клочок бумаги, а потом подняла глаза на меня.
— Что это? — Она дотронулась до уголка шарфа. — Где ты их раздобыла?
— Купила на распродаже. Они были завернуты в шарф, и я не знала, что внутри, пока не вышла и не развернула сверток.
— Кот в мешке. — Катрин подмигнула мне. Она по-прежнему каждый четверг укладывала свои серебристые волосы в пышную, покрытую лаком прическу, какую носила в дни своей далласской бурной молодости, — но не в местной парикмахерской, а самом дорогом салоне Кэмдена. Она делала и маникюр, хотя уже не могла носить на изуродованных артритом пальцах любимые перстни, бриллиантовые и аквамариновые, и кольцо с изумрудом, которое ей подарила моя мать, когда они только познакомилась. — Я удивляюсь, что ты купила кота в мешке, пчелка Айви.