Лучшие годы жизни
Шрифт:
– У Моники выяснить? Что ж, прощупаю.
– Теперь вот что, Юра, – Миша сделался подчёркнуто серьёзным. – Старик распорядился, чтобы никто из наших не появлялся в ближайшее время в Мадриде.
– Почему?
– У нас там закеросинило.
– В каком смысле?
– Крот, – Миша многозначительно причмокнул губами. – Кто-то из посольских, но вроде не из нашей конторы.
– Почему так думаете?
Миша вздохнул. Похоже, ему не хотелось вдаваться в детали, но он заговорил:
– Мы нашли зажигалку. В неё вделан фотоаппарат с микрочипом. Всякая кодировка натыркана, чтобы посторонние не могли вскрыть,
– И что?
– Там отснято много кабинетов, много сотрудников. Но ни одного помещения резидентуры.
– То есть фотограф не имел доступа к нашим кабинетам?
– Именно так. Возможно, это вообще первое его задание. Слишком уж много там бесполезных кадров, – сказал Миша. – Недавно была большая делегация из Москвы. Мог быть кто-то из них. Но не исключаются и сотрудники посольства. Лично у меня Морозов вызывает определённое беспокойство. Эта его поездка на виллу Хименеса в обществе мистера Уоллиса… Так или иначе, крот сейчас обязательно затаится: потерять такую зажигалку – сам понимаешь. Но Старик велел, чтобы никто из «иногородних» сейчас в Мадрид не приезжал. Что касается Уоллиса, то прокачай, что его сейчас интересует…
– Вопросы религии. Это вполне может быть связано с той темой о которой Старик упоминал раньше.
– Да, да, религиозные организации, вывод церкви на государственные позиции… Попробуй выдернуть из него что-нибудь поточнее.
***
Павел Костяков прилетел в Барселону в составе делегации нашей торгово-промышленной палаты. Вместе со мной на встречу с Костяковым поехал Миша Соколов. Павел привёз сообщение из Центра, что из Лондона через Барселону через три дня проездом будет наш агент.
– Он готов передать документ особой важности, – сообщил Павел. – Осложняющим обстоятельством является то, что он прибудет в Барселону самолётом поздно вечером и уже через пару часов ему надо лететь дальше. Следовательно, передача документов нашему человеку должна пройти именно в этот короткий промежуток времени. Решайте, кого лучше предложить для выполнения этого задания, – он выжидающе посмотрел сначала на Мишу Соколова, затем на меня.
– Можно было бы поручить это Назарову… Или Пепита Ардьенте могла бы справиться с этим. Мы долго ничего не поручали ей, – неуверенно сказал я.
– Пепиту нельзя выдёргивать на это. Никого из испанцев. Надо, чтобы из наших, – решительно проговорил Костяков. – Но, принимая во внимание последние события в посольстве, надо послать на встречу кого-нибудь, кто давно не имел контактов с мадридской резидентурой.
– Тогда пусть Юрка едет, – предложил Соколов. – Он последнее время только через меня связь держит. Ему, пожалуй, удобнее всех… Журналист всё-таки. Мало ли кого он там ждёт, в аэропорту…
Я отрицательно покачал головой:
– Что значит «мало ли кого жду»! Операция, безусловно, не самая сложная, однако какие-либо сбои при её проведении абсолютно недопустимы. Мне не хотелось бы торчать где бы то ни было без причины. Нужно прикрытие. Во-первых, то, что случилось в Мадриде, может «засветить» любого из нас. Во-вторых, после того случая, когда на меня напали, у меня нет оснований считать, что я больше не интересую здешнюю контрразведку.
– Это было давно! – отмахнулся Соколов.
– За
– А кто может прилететь из Лондона? – пожал плечами Павел.
– Придумайте. Найдите кого-нибудь для отвода глаз. И не обязательно из Лондона. Пусть из Москвы летит. Но я обязательно должен встретить кого-нибудь…
– Ладно, я запрошу Центр. Пусть там почешутся.
– У нас есть три дня.
В день операции у меня жутко разболелась голова. Самое омерзительное – головная боль, когда надо работать; ничто не рассеивает внимание так, как головная боль. Я проглотил сразу четыре таблетки и, запивая их водой из пластиковой бутылочки, сел в машину.
С самого начала всё шло не так, как хотелось. Самолёт с нашим «транзитником» задерживался почти на тридцать минут; это означало, что время, отведённое для встречи с агентом и получения от него документов, катастрофически сокращалось. А ведь мне нужно было сразу после проведения «моменталки» с «транзитником» встречать некоего господина Спиридонова, прилетавшего рейсом из Москвы и не имевшего ни малейшего отношения к разведывательной деятельности. Спиридонов ехал в Испанию на симпозиум, связанный с сельскохозяйственными вопросами, и его предупредили, что я встречу его и провожу в отель. Спиридонов был своего рода ширмой для меня и мог послужить объяснением моего появления в аэропорту Барселоны.
Когда голос диспетчера объявил о том, что рейс из Лондона совершил посадку, а через две минуты сообщил о прилёте самолёта из Москвы, я занервничал, головная боль вернулась и сдавила виски с удвоенной силой, мои ладони взмокли. Ситуация стала чудовищной: Спиридонов и «транзитник» прибыли почти одновременно. Вся надежда была на то, что Спиридонов потратит некоторое время на получение багажа.
«Транзитника» я узнал сразу, его внешность точно соответствовала словесному портрету, полученному от Павла Костякова. Высокий, подтянутый мужчина с седой щёточкой усов, седыми же, коротко остриженными волосами на голове, в затемнённых очках в тонкой золотой оправе на крупном горбатом носе, вышел из дверей зала прилёта. На нём были серые брюки с голубым отливом, длинный тёмно-синий расстёгнутый плащ поверх светло-голубой сорочки и синий галстук с двумя красными полосами. В его руке был светлый кожаный портфель с тиснёной крупной надписью «Алекс».
Я поспешил к намеченному месту встречи – небольшому бару близ зала ожидания. Как на зло возле стойки оказалось лишь одно свободное место. Я остановился возле стульчика на высоких ножках, загородив его от других посетителей, и сделал вид, что изучаю ценник. «Транзитник» прошёлся вдоль стойки, подыскивая свободное пространство, и увидел стул передо мной.
– Позволите? – спросил он по-английски.
– Конечно, присаживайтесь, пожалуйста, – я с готовностью сделал шаг в сторону.
– Мне чашечку экспрессо, – заказал он, усаживаясь на стул и ставя портфель у своих ног.