Лучшие годы жизни

Ветер Андрей

– Что ж…

Мы прошли в ресторан отеля. Отовсюду со стен взирали бронзовые лепные амурчики, прятавшиеся за бронзовыми же лепестками виньеток, торжественно блестели золотом изысканные канделябры, массивные багеты с цветочными узорами обрамляли старинные масляные полотна с видами Венеции.

Болеслав сидел с женой за столом у окна. Весь его облик олицетворял глубочайшее спокойствие и уверенность. Его жена, напротив, выглядела напряжённой, очень натянутой, с усилием державшей себя в руках. Она была молода и красива, но красота её была, пожалуй, чересчур изысканной: тонкий

нос, тонкие губы, прозрачные голубые глаза, мягкая копна собранных на затылке волос – слишком много точёности и холода. Впрочем, в паре с мужем она смотрелась как нельзя лучше. Он был черноволосый, на лице выразительно выделялся крупный нос, большие губы.

Мануэль Рамирес приветственно махнул рукой, привлекая внимание Болеслава. Тот улыбнулся.

– Доброе утро, – поздоровался Мануэль по-испански.

– Приветствую.

– Я не один. Хочу представить вам моего друга, – Рамирес указал на меня. – Только что встретил его возле отеля.

Болеслав кивнул мне.

– Журналист из России, – представил меня Мануэль.

– Юрий Полётов, – добавил я.

На лице Трынчева отразилось удивление.

– Юрий Полётов? – переспросил он по-русски. – Писатель?

Теперь настал мой черёд удивляться:

– Откуда вы знаете, что писатель?

– Месяца два тому назад мне привезли из Москвы ваши книги. Я до сих пор нахожусь под впечатлением. Вот уж не думал, что буду иметь честь познакомиться с автором лично.

– Вы читали мои книги? – не поверил я. – Не предполагал, что кто-то за рубежом знаком с моим творчеством.

– Я распорядился, чтобы мне прислали что-нибудь ещё из ваших произведений, но меня уверили, что больше ничего не публиковалось.

– Это правда. Но месяца через два появится ещё пара книг… А вы прекрасно говорите по-русски, господин Трынчев.

– По-английски, по-французски и по-арабски тоже. Люблю учить языки. Есть в этом необъяснимое очарование. Сейчас принялся за греческий… Послушайте, Юрий, я так ошеломлён нашей внезапной встречей, что забыл представить вам мою жену. – Он величественным жестом указал на сидевшую напротив него блондину. – Это Памела. Но она владеет только английским языком.

Молодая женщина ответила любезной улыбкой на мой поклон и сказала торопливо:

– Дорогой, мне пора. Ты присоединишься ко мне?

По лицу Болеслава пробежала тень замешательства. Он глянул на меня и проговорил медленно:

– Я приду прямо на площадку, Пэм. Хочу поговорить с господином Полётовым.

– Но ты обещал, что мы будем вместе! – она поджала губы, капризно дёрнула подбородком.

– Дорогая, я приду чуть позже.

– Моё появление нарушило ваши планы? – с беспокойством спросил я.

– У жены сегодня съёмка, – пояснил Трынчев. – Она нервничает. Хочет, чтобы я был рядом… Ох уж эти женщины!

– Не буду задерживать вас, – я поспешно поднялся из-за стола.

– Юрий, я не могу расстаться с вами вот так… Упустить такой случай! Мы должны обязательно увидеться, поговорить, – Болеслав встал. – Как долго вы будете в Венеции? Может, встретимся завтра? Завтра все ужасы на съёмочной площадке заканчиваются.

– Завтра? – Я изобразил размышление, а сам

подумал радостно: «Вот это удача! Он читал мои книги! И они понравились ему… Да, теперь можно спокойно развивать наши отношения. Козыри у меня на руках». И сказал вслух: – Постараюсь сегодня завершить все дела.

– Чудесно! – воскликнул Болеслав. – Договоритесь обо всём с Мануэлем. Мне пора бежать… Дружище, – он похлопал Рамиреса по плечу и указал глазами на меня, – не отпускайте далеко этого человека. Подумать только – Юрий Полётов! За последние годы я не читал ничего лучше! Как жаль, Мануэль, что вы не знаете русского языка. Вы лишаете себя настоящего удовольствия.

– Когда-нибудь, надеюсь, эти книги переведут на испанский, – отозвался Рамирес.

– В мире всё слишком стремительно меняется, – сказал Болеслав уже через плечо. – Не следует рассчитывать на «когда-нибудь»!

Болеслав и Памела скрылись.

– Надо же! – проговорил Рамирес. – Он читал твои книги. Он тебя не знает, но книги читал. А у меня всё наоборот… Мне тоже хочется почитать, раз они произвели сильное впечатление на Трынчева. Все говорят, что у него исключительный вкус. Ты знаешь, что он много помогает музыкантам?

– Любит музыку?

– Обожает. Он вообще любит искусство… Ты удовлетворён знакомством?

– Спасибо, Маноло, ты оказал мне великую услугу…

На следующий день мы снова встретились. Я привёл с собой Костякова.

– Извините, что я не один, Болеслав. Но мне было неловко оставлять моего друга одного в чужом городе, – я придал моему лицу максимальное смущение.

– Вы тоже пишете? – спросил Болеслав, обращаясь к Костякову.

– Я заведую отделом экономической информации в журнале, – ответил Павел, следуя разработанной легенде. – Сам редко берусь за перо. Больше приходится разгребать информацию, выискивать, что подать и под каким соусом.

Трынчев кисло улыбнулся:

– Не люблю журналистику. Скользких людей она собирает под своей крышей. Похуже политиков. Ха-ха! Что ж, надеюсь, мы с вами проведём время в приятной беседе, – сказал он и предложил нам бокалы с вином. – В обществе господина Полётова было бы просто грешно не поговорить о литературе… Скажите, Юрий, вы упомянули о двух новых книгах.

– Да, контракт с издательством уже у меня на руках.

– Как вам удаётся так быстро работать? – удивился Болеслав.

– Трудно объяснить. Да я и сам не понимаю. Видите ли, когда я сажусь работать, во мне словно включается какой-то механизм. Я не знаю, что это за механизм, но если я сосредоточусь на книге, то пишу почти автоматически, не останавливаясь. Иногда до изнеможения.

– Вам кто-то надиктовывает? Есть такие авторы, которые слышат голоса.

– Никаких голосов я не слышу. Поэтому и говорю, что не понимаю, как это происходит. Не в любую же минуту я могу сесть и начать писать. Надо, чтобы внутри меня вызрел плод… Кстати, сейчас издатели меня торопят, и я начинаю немного халтурить, чересчур поспешаю. Идей много, хочется поделиться с читателем сразу всеми книгами, которые я мечтаю сделать. Настоящей гонки, конечно, ещё нет, но я чувствую, что уже приближаюсь к допустимой грани…