Лучшие истории о невероятных преступлениях
Шрифт:
Ответ: Вы хотите сказать, что, если кто-то выстрелит из пистолета в этой комнате прямо под вашим носом, вы не увидите ни стрелявшего, ни его пистолет, ни что-либо иное?
Ответ: Не знаю. Я говорю вам как есть. Я выстрелил в старую свинью, а он не упал. Побежал к другому окну и закричал. Потом я услышал второй выстрел. Он остановился, прижал руки к груди, сделал еще пару шагов и упал ничком поперек стола.
Ответ: С какой стороны был сделан тот второй выстрел?
Ответ: Не знаю».
Я только задал ему этот вопрос, когда сержант Борден кое-что
Пейдж постучал пальцем по краю стола.
– Следовательно, сэр, – продолжил он, – нет никаких сомнений в том, что второй выстрел был произведен из этого «Браунинга», стрелявший находился внутри комнаты, а потом выбросил пистолет в эту вазу.
– Какая пуля убила судью?
– В том-то и дело, сэр, мы не знаем.
– Не знаете? – удивился полковник. – По-моему, это довольно просто. Было две пули: от пистолета тридцать восьмого калибра и «автомата» тридцать второго. Одна из них, грубо говоря, в теле судьи, а вторая – в стене. Вы сообщили мне, что вытащили ту, что в стене. Какую из них?
Пейдж вынул из кармана подписанный конверт и вытряхнул из него частицу свинца, сплющенную и частично сколотую.
– Вот эта была в стене, – произнес он. – Стена кирпичная, так что пуля немного раскололась. То есть мы не можем судить по весу. Я почти уверен, что это пуля тридцать восьмого калибра от пистолета Уайта. Но не могу занести это в дело, пока не получу отчет о вскрытии от доктора Блэйна и не выясню точно про пулю, оставшуюся в теле судьи. Этим утром доктор Блэйн проводит вскрытие.
Полковник Маркуис широко улыбнулся, а затем снова посерьезнел.
– Вы очень основательны, инспектор, – заметил он. – И все же, что вы предполагаете? Если эта пуля окажется из оружия тридцать восьмого калибра, значит, Гэбриэл Уайт выстрелил и промахнулся. Пока неплохо. Но что случилось позднее? Судя по вашим словам, всего через несколько секунд после этого кто-то выстрелил из «Браунинга» и убил судью Мортлейка. Кстати, остались ли отпечатки пальцев на «Браунинге»?
– Нет, сэр. Но Уайт был в перчатках.
Полковник Маркуис поднял
– Ясно. Вы считаете, что Уайт все-таки мог сделать оба выстрела?
– Думаю, это возможно. Вероятно, он пришел в павильон с двумя пистолетами и проделал этот забавный трюк, чтобы мы решили, будто второй выстрел, убивший судью, был сделан кем-то другим. И все же…
– Это очень значительное «и все же», – проворчал полковник. – Я согласен. Если бы Уайт решился на подобный изощренный фокус, он бы позаботился о том, чтобы комната не была запечатана, как коробка. Уайт не стал бы создавать условия, при которых никто другой не сумел бы произвести выстрел. Его действия, совершенные прямо под носом полиции, больше похожи на сознательную попытку стать мучеником. Это возможно – на свете полно чудаков. Но использование двух пистолетов при таких обстоятельствах было бы полным безумием. Чудак Гэбриэл Уайт или нет, я полагаю, вы не считаете его безумным.
– Да, сэр. Кроме того, говорят о его «актерской игре». Но я готов поклясться, что выражение лица Уайта, когда я взглянул на него в окно, было совершенно искренним. Ни один актер не сумел бы сыграть так. Уайт был ошеломлен, будто едва не обезумел от того, что увидел. Но вот в чем проблема! В какую еще версию мы можем поверить? Комната была, как вы сказали, опечатана, как коробка. В общем, Уайт, вероятно, и сделал оба выстрела. Никто другой не мог бы это совершить.
– Вы не видите альтернативы?
– Нет, сэр, – вздохнул Пейдж.
– А я надеялся, что видите. Разве нет?
– Есть предположение, что Уайт кого-то прикрывает. Например, в кабинете мог находиться кто-то еще, вооруженный «Браунингом». Уайт выстрелил и промахнулся. Некто X., неизвестный, выстрелил и попал в цель. После чего – ведь около дверей стоял полицейский – X. выпрыгнул из окна западной стены, а Уайт после этого запер окна и ставни.
Пейдж поднял голову, и полковник кивнул.
– Да, – произнес он. – Предположим, что судью убил все-таки не Уайт. Расскажите мне о его окружении. Кто-нибудь еще был заинтересован в его смерти? Что насчет домочадцев или друзей?
– Семья у судьи небольшая. Он вдовец, женился довольно поздно, и жена умерла пять лет назад. У него остались две дочери – старшая Кэролайн, ей двадцать восемь, и младшая Ида – ей двадцать пять. Помимо слуг еще одним домочадцем является лишь старик Пенни. Много лет он проработал у Мортлейка судебным клерком, а когда судья вышел на пенсию, то пригласил Пенни жить в его доме, чтобы помочь написать книгу «Пятьдесят лет в судьях и адвокатах» или что-то в этом роде.
– Книга была неизбежна, – заметил полковник. – А как насчет друзей?
– У него есть только один близкий друг. Помните, я упомянул, что приятель судьи должен был прийти вчера к чаю и судья сказал сторожу, чтобы проводил его в павильон? Это мужчина, намного моложе Мортлейка. Полагаю, вам будет интересно узнать, что это сэр Эндрю Трэверс, известный адвокат по уголовным делам. Он сейчас в растрепанных – как тома наших лучших дел – чувствах.
Помощник комиссара уставился на Пейджа:
– Да, любопытно… Я не знаю его лично, но много слышал о нем. Итак, вчера Трэверса пригласили на чай в поместье Мортлейка. Он там появился?