Лучший друг
Шрифт:
– Потому что ты надоел дразнить меня этой… этой чертовой бровью! Зачем ты это делаешь? – спросил Егор, угрожающе ткнув его пальцем в грудь.
– Это семейная привычка, наверное. Никто тебя не дразнит, – ответил брат, сжимая пачку сигарет «Огни Сан-Франциско» в кармане. – Пойдем уже, покумарим, – он подмигнул ему и довольно улыбнулся.
Уже с некоторым облегчением Егор отправился к выходу – небольшим и облезлым пластиковым дверям, – но его остановило чувство преследования. Вслед ему смотрел чей-то взгляд. Обернувшись, он заметил девушку, поверх больших круглых очков с золотой оправой рассматривающую их с братом без особого интереса. Егор, немного смущенный и раздраженный,
– Да какого… что с ними со всеми не так? – Егор хотел подпрыгнуть и начать стучать ногами по полу что есть мочи. Его распирало какое-то внутренне гневное чувство, словно ему было некуда деть свои руки.
Забыв о волшебных свойствах двери в университет быстро возвращаться назад, Егор толкнул ее и получил по лбу стеклянной панелью. На секунду он остановился, постоял так с полминуты, слушая тихие подшучивания по сторонам и, сам не понимая, о чем думает, оттолкнул ее настолько сильно, что чуть с корнем не выдрал ее с петель. Избавиться от злости ему помогла коричнево-черная сигарета, быстро перекочевавшая из руки Лёши ему в зубы.
Снаружи Егора и его светло-серую рубашку облепили кучкующиеся крылатые муравьи, от ударов по которым рубашка окрашивалась в цвет желтоватой крови. Весь день мечущийся от перепадов настроения, Егор сел у фундамента одного из зданий и уставился опустошенным взглядом на другую сторону улицы, чувствуя, как в голове рос скачущий из угла в угол гномик, который долбился в стены черепа и нес какую-то несуразицу. Внутри его все сильнее закипал чайник необоснованной злости, которая в какой-то момент напугала даже его самого.
III
Братья подъехали пару остановок на сорок втором автобусе до долгожданного трехэтажного дома, обвешанного коммунистическими флагами, литовскими гербами, плакатами с Уорвиком-Рыцарем и советскими эмблемами. Они поднялись на третий этаж по старой и скрипящей лестнице снаружи дома и забрались в окно. Снизу был слышен литовский акцент женщины, что горланила какие-то лозунги старому дедушке. Тот в свою очередь изредка посмеивался и вскрикивал: «Да! Так оно будет!»
– Тетушка Твид опять завела шарманку со стариком. Одно удовольствие, конечно, после сессии слушать их. Слава богу, что они хоть ночью не горланят свою коммунистическую за-за-заразу, – негодовал и заикался Егор, сбрасывая кейс в угол комнаты, точно зная, что не прикоснется к нему в ближайшие пару дней, хотя такое решение и было довольно опрометчиво.
– Ты бы поуважительнее к этим людям. Где бы ты сейчас был, если бы не они? – сказал Лёша.
Егор не обратил на его замечание никакого внимания, понимая, что брат лишь в очередной раз хочет напомнить ему об очевидном. Он развалился на огромном диване их чердака и снова закурил. С сигаретой он чувствовал себя чуть уверенней и в целом, и в спорах с братом, которые обычно рождались после учебного дня.
Смотря на плавное и однообразное течение жизни на чердаке третьего этажа здания литовских коммунистов, из удобств предоставлявшее только туалет да небольшую кухоньку, не отделявшуюся от остальной комнаты даже пленкой, можно и самому невольно взгрустнуть. Двум юношам, явно заинтересованным в молодых развлечениях и девушках, которых можно водить к себе домой, трудно содержать такое жилище в гармонии с собой и с окружающими, однако братьям это удавалось, частично благодаря их врожденному таланту выносить друг друга в самые непогодные дни. Егор нахмурился и закинул ноги на диван, закрыв место брату, уже собиравшемуся завалится
Егор любил читать. Книги были чем-то вроде места, в которое ты мог убежать от окружения. Там все было чуть ярче и веселее, нежели на послевоенной улице утопленного в отчаянии Менска, поросшей мхом, за которую никто браться как не собирался, так еще пару лет и не соберется. И тут даже речь шла не о том, чтобы начать ее реставрировать, а хотя бы решить собраться начать.
Даже несмотря на эту литературную магию, Егор все равно не хотел читать. Он слишком много уделял книгам времени, а теперь хотелось чего-то другого. Интернет как на зло снова на неделю выключили, компьютерный клуб закрылся еще два месяца назад, сход «Вино и водка» в отпуске до начала каникул, пусть и оставалась неделя, а бумага и карандаш, которые могли нарисовать его идеальный мир и остановить медленную его стагнацию, совсем не лезли в руку вот уже который год.
– Ты за работу браться будешь? – спросил Лёша, дожевывая вареную картошку с солеными маслятами тетушки Твид.
– Издеваешься? – спросил Егор, чуть усмехнувшись. – Конец года, а они мне голову морочить неделю еще будут! Не дождутся! – он помедлил, а потом добавил: – Да и вообще все это дело какое-то мутное. Что-то явно не так, не находишь? Зачем мы занимаемся этим?
– А что ты хотел? Сейчас все так живут. Война никогда не была счастьем ни для кого, а послевоенное время так тем более, – отвечал Лёша, настолько спокойно и буднично жуя картошку, словно за окном не плешивый бетон и битая кладка с въевшимся порохом по всему городу, а цветущий мегаполис.
– Эх, – вздохнул Егор, – что, и раньше было так уныло? Почему люди нарочно оставляют себя без веселья?
– Так на кой черт ты пошел на юрфак? – будто бы и не заметив последнего замечания, спросил Лёша.
– На тот же черт, на кой и ты. Куда ты еще предлагаешь? Кроме юрфака и журналистики с технарем у нас ни хрена не осталось… Сам понимаешь, что таким, как мы, к технарю на километр нельзя подходить, а в красноречии или в СМИ мы с тобой просто сами себя закопаем своей маргинальщиной. Да и кому на хрен нужен журфак в нашей-то дыре!
Оба брата громко засмеялись, грустно и с некоторой тоской вспоминая СМИ, которые смело можно было отправлять в помойку для несостоявшихся средств информации. Большей чуши, как говорил Лёша, в мире ты не найдешь. Только в белорусских СМИ.
Включив телевизор, Лёша завалился поглубже в диван и отложил тарелку.
– Про меня ты все правильно сказал, но вот ты вполне мог бы пойти в технарь. Ты же всегда шарил в физике и математике и прочей научной бурде. В чем проблема была? – вдруг вернулся к теме Лёша.
– Я шарил там, потому что думал, что без них жизнь не удастся, потом понял, что это муть, которая мне абсолютно не интересна. Вот на юрфаке мы сможем хоть что-то найти, но там – никогда.
– И точно, – сказал Лёша, отряхивая штаны от кусочков картошки. – Кому нужны ученые в наше-то время.
Так и остались они голодные после своих неутешительных выводов, к которым регулярно возвращались и раньше, но всегда все оканчивалось одними и теми же словами. Лёша же, между прочим, редко когда грыз локти по поводу своей безграмотности в технических науках, но вот за факультет журналистики часто корил себя, вечно уповая на то, что без него он никогда не напишет ничего выше своего фанатичного романа «ГэлэксиГай».