Лучший исторический детектив
Шрифт:
Ну вот, и ещё одна насильственная смерть выплыла. Какая по счёту? Восьмая.
Дождавшись полуночи, брат Бенед тихо поднялся к покоям Лиуфрида и подал Петеру условный сигнал. Тот вышел сразу же. В руках у него была лампа и кипа пергаментов. Дознаватель быстро просмотрел их. Да, как он и ожидал, рисунки юноши со всей очевидностью показывали, что его не только запугивали картинами конца света, ни и искусно искушали плотским грехом, к которому было неспособно его тело, но одновременно требовало заложенное в мужском естестве сознание.
Да, было,
В бумагах управителя нашёлся и старый план сооружения, примитивный и малопонятный. Но всё же какую-то ориентировку он дал.
Подвалы замка были огромны. Часть их была заполнена бочками с вином и множеством пустых бочек. В других местах валялся всякий хлам, вроде поломанный столов и табуретов, кое-где попадались изъеденные ржавчиной старые, никуда не годные мечи и воинские шлемы. А где-то вообще царила пустота, и только крысиный помёт напоминал о том, что здесь обитают живые существа.
В этом подвале не нашлось абсолютно ничего интересного, кроме одной странной особенности. Он был переделен стеной на две части, не сообщающиеся между собой и имеющие разные входы. А измерив шагами протяжённость подвальных просторов и помещений первого этажа замка, брат Бенед обнаружил явное несоответствие. Существенная часть подвального пространства была занята чем-то, куда не было доступа ни с одной, ни с другой стороны. Это пространство приходилось как раз на закуток под лестницей. Но там не удалось обнаружить ничего, что помогло бы найти тайное помещение. И всё же оно было. Брат Бенед был абсолютно уверен в этом, как и в том, что попав туда, можно найти ответы на многие вопросы. Но как, как найти путь, тщательно замаскированный прежними владельцами этого сооружения? Управитель Дрейхон ничем не мог помочь дознавателю — он просто никогда даже не слышал о тайном помещении в замке, хотя по логике вещей это было вполне вероятно. Вдвоём с монахом они прощупали каждый камень стены, каждую плиту пола, всё было тщетно. Каменный мешок не желал раскрывать свою тайну.
Два дня ушло на лазание по плитам пола и обследование стен. Пришло время начинать суд над Бертой. Пока что ей можно было вменить только убийство графини и служанок, а также покушение на жизнь наследницы. Но брат Бенед чувствовал всем своим существом, что это далеко не все преступления злокозненной женщины, и впереди ещё раскрытие новых тайн, которые пока что скрываются в тумане.
6
До начала заседания суда брат Бенед успел переговорить с графом, и они пришли к соглашению относительно некоторых деталей ведения процесса.
И вот суд начался. Граф не хотел делать это внутрисемейное дело достоянием широкой гласности, и потому вызвал для участия в процессе только несколько наиболее доверенных своих вассалов, обычно помогающих ему в наиболее сложных делах графства, и
Привели Берту. Она была бледна, но держалась прямо и уверенно, как человек, не признающий за собой никакой вины.
Граф объявил открытие заседания суда по обвинению служанки замка Берты в убийстве своей госпожи и покушении на жизнь наследницы.
После всех общепринятых формальностей вперёд выступил брат Бенед. Он не стал ходить вокруг да около.
— Скажи нам, Берта, что такого плохого сделала тебе графиня Ренегинда, что ты позволила себе покуситься на её жизнь?
— Я всегда была предана своей госпоже, и никто никогда не обвинял меня ни в чём. Только вы, брат Бенед, почему-то вбили себе в голову, что в смерти графини повинна я.
— Не только графини, но ещё и двух служанок замка, Хельды и Норит.
— Это неправда, я …
Но тут по знаку дознавателя на открытое пространство перед судьями вышел стражник Урик и высыпал на пол содержимое корзины, которую держал в руках. Присутствующие оцепенели. Перед ними лежали расчленённые тела двух больших чёрных змей. Глаза Берты недоверчиво расширились.
— Шварц випер, чёрная гадюка, — произнёс дознаватель. — Тебе ведь хорошо знакомы эти твари, Берта, не так ли? Я нашёл их в твоей комнате.
Женщина с ужасом воззрилась на тела своих помощниц в чёрных делах убийства, потом глаза её забегали, она явно искала наиболее удобный ответ в положении, когда её буквально припёрли к стене.
— Графиня сильно обидела меня, смертельно обидела, — почти прошептала она.
— Этого не может быть. Все в один голос говорят, что графиня Ренегинда была добрейшей женщиной, и за всю свою жизнь не обидела даже мухи.
На лице Берты появились растерянность и неуверенность, но она взяла себя в руки.
— Хорошо, я скажу правду. Я убила её из ревности.
— ???
— Да, я много лет любила так, как можно любить только раз в жизни, — графа Гунфрида. За его любовь я готова была отдать всё, даже душу. Но он не замечал меня, и всё своё время отдавал этой рохле, своей женушке. Уж как он ласкал и миловал её, трудно передать словами. А она смогла родить ему только сына-уродца да дочку. Разве такого заслуживает этот великолепный мужчина?
Граф дёрнулся в своём кресле, но выразительный взгляд брата Бенеда остановил его.
— А разве ты имела право на любовь графа, Берта? Ты ведь всего лишь служанка, подневольная своих господ.
— Я женщина, — гордо подняла голову обвиняемая, — и куда больше женщина, чем эта неженка. Я бы дала ему море наслаждения и родила бы несколько крепких сыновей. Но он даже н не смотрел в мою сторону. Это было очень больно. И я не выдержала.
— Спустя столько лет? Ты ничего не путаешь, Берта?
— Любовь не знает сроков, брат Бенед. Вам, конечно, незнакомо это чувство …