Лучший из худших

Дашко Дмитрий Николаевич

– Понравилось? – зарычал я и, приподняв Цыгана, снова ткнул в зловонное пятно.

Он пытался вырваться, но у него не выходило. Не было на свете такой силы, что могла потягаться со мной.

Я снова заставил Цыгана выпрямиться, с наслаждением увидел его измазанное в грязи и рвоте лицо, насмерть перепуганный взгляд.

– А теперь пришло время умереть!

Я замахнулся правой рукой, зная, что сейчас одним ударом вгоню его челюсти прямо в мозг. Мне это не составит большого труда.

Внезапно, глаза

Цыгана закатились, он как-то странно обмяк и превратился в безвольную куклу. До меня не сразу дошло, что он потерял сознание от страха. Но как только я это понял, странный приступ бешенства куда-то ушёл. А вместе с ним меня стремительно покидали физические силы. Я больше не мог удерживать тело Цыгана, пальцы левой руки разжались, он упал на землю.

– Пусть это послужит тебе хорошим уроком! – проскрипел я и на негнущихся ногах побрёл к казарме, стараясь не думать, что меня ждёт дальше.

Вряд ли обойдётся без последствий: пусть сильного вреда Цыгану я не причинил, так, попугал малость, однако в последний момент я почувствовал спиной, что за нами наблюдает кто-то посторонний. И этот посторонний мог оказаться кем угодно. Например, унтером или офицером.

Больше всего я боялся, что приступ повторится, я снова перестану быть собой и натворю кучу безумств.

– Господин штабс-капитан? Я могу войти?

Начальник особого отдела батальона штабс-капитан Голиков поднял воспалённые от бессонницы глаза и с трудом сфокусировал взгляд на госте.

– И вы, мундиры голубые…

– И ты, им преданный народ, – продолжил строчку гость. – Так я могу войти?

– Как я могу отказать вам, господин ротмистр, – вяло улыбнулся Голиков. – Проходите, господин, э-э-э…

– Ротмистр его величества отдельного корпуса жандармов Никольский, – представился тот. – Честь имею.

Особист встал.

– Штабс-капитан Голиков. Полагаю, вам это известно не хуже, чем мне.

– Спасибо за приглашение, господин штабс-капитан.

Жандармский ротмистр шагнул в кабинет, обвёл его взглядом, затем посмотрел в упор на Голикова.

– Надеюсь, вы знаете, что эти строки в действительности не принадлежат перу Лермонтова?

– Доводилось слышать, – кивнул тот. – Какими судьбами, господин ротмистр?

– Думаю, вы догадываетесь.

– Рекрут Ланской?

– Он самый, штабс-капитан.

– Но ведь семья отреклась от него, Ланского шельмовали. Теперь он не опаснее обычного человека. Тем более, – Голиков подошёл к сейфу, открыл его, достал дело рекрута Ланского и положил перед собой, – у него ощутимые проблемы с физической подготовкой. Я даже не уверен, что он сдаст необходимый уровень на экзаменах. Один из ефрейторов взял над Ланским шефство и занимается с ним на тренажёрах перед отбоем.

Жандарм на секунду задумался.

– И ничего странного или необычного с рекрутом Ланским за время

службы в батальоне не происходило? – наконец спросил он, наблюдая за реакцией собеседника.

– Разумеется, нет, – улыбнулся особист. – У меня везде свои люди. Если бы хоть что-то произошло, я бы обязательно об этом узнал.

– И сообщили бы нам?

– Разумеется, господин ротмистр.

– Вы подняли мне настроение, штабс-капитан. Это хорошо, когда армия сотрудничает с жандармами. В конечном итоге выигрывают все. А теперь разрешите откланяться. Я услышал всё, что мне было нужно услышать. Честь имею! – откозырял Никольский.

Глава 9

Не знаю, как я дотянул до отбоя. Сил не хватило даже на то, чтобы умыться и почистить зубы, а ведь впереди ждала обязательная тренировка с ефрейтором.

После того как прозвучала команда, я поплёлся в зал, как на казнь.

Санников сразу заметил, что со мной явно что-то не так.

– Ты какой-то странный сегодня, рекрут. Сам на себя не похож.

– Виноват, господин ефрейтор. Исправлюсь, – промямлил я, мечтая только об одном – свалиться в койку и дрыхнуть без задних ног.

– Давай, исправляйся, – хмыкнул он. – Как всегда, начнём с разминки. Десять кругов – бегом марш!

Я побежал со скоростью беременной улитки.

– Быстрей, Ланской! Темп набирай, если не хочешь получить поджопник! – стал злиться мой армейский тренер.

Я попробовал ускориться. Сначала это показалось мне невозможным: конечности словно налились свинцом и категорически отказывались подчиняться. Я страшно вспотел, пытаясь выполнить команду, слабость была неимоверная. Первый круг я не пробежал, а прочухал.

– Твою мать, Ланской! Кому сказано, быстрее! Рановато тебе на перетрен ещё жаловаться!

В голове крутилось одно: плюнуть на всё, на любые последствия, завалиться прямо сейчас на голый дощатый пол и не вставать, даже если меня начнут бить ногами. А всё постепенно к этому и шло, Санников уже начал кипятиться.

И всё-таки я заставил себя пойти на второй круг. Бом, бом, бом – что-то колотило меня по вискам, отдавало колоколом внутри черепной коробки. Катастрофически не хватало воздуха, я сбился с темпа и теперь задыхался, как рыба, выброшенная на берег.

– Ланской, какого лешего?! Ты же отлично бегаешь, я своими глазами видел. А ну, ускоряйся, говнюк!

На прежних тренировках ефрейтор себе такого не позволял. Видимо, сейчас его порядком подбешивала моя физическая немощь.

Дурацкая фраза возникла из ниоткуда и прилипчиво застряла в башке: маленький, блестящий, совсем как настоящий… Я повторял её про себя снова и снова. И внезапно где-то на третьем круге почувствовал, что тяжёлые оковы, сцепившие мои руки и ноги, как будто постепенно спадают. Бежать стало намного легче.