Лучший из лучших

Смит Уилбур

– Мистер Родс прислал деньги?

– Звонкими золотыми соверенами! – подтвердил Ральф. – Я везу их в седельных сумках.

– Остается лишь уговорить Лобенгулу их принять.

– Ну, папа, ты представитель мистера Родса, вот ты и уговаривай. Я свое дело сделал.

Три недели спустя крытые брезентом фургоны все еще стояли у ограды крааля Лобенгулы неразгруженные. Каждый день, с раннего утра до сумерек, Зуга ждал возле хижины короля.

– Король болен, – говорили ему.

– Король у своих

жен.

– Возможно, король выйдет завтра.

– Кто знает, когда королю надоест общество его жен?

Наконец даже Зуга, который прекрасно понимал обычаи Африки, разозлился.

– Скажи королю, что Бакела поехал к Лодзи, чтобы сообщить, что король презрительно отвергает его дары, – велел он Гандангу, который в очередной раз вышел с извинениями, и приказал Яну Черуту седлать лошадей.

– Король не давал тебе разрешения уехать! – ошеломленно возразил встревоженный Ганданг.

– Тогда передай Лобенгуле, что его отряды могут убить посланца в пути, но весточка все равно дойдет до Лодзи, который сейчас сидит в великом краале королевы за морем, наслаждаясь ее благоволением.

Королевские гонцы догнали нарочито медлившего Зугу еще до того, как он добрался до Ками.

– Король просит Бакелу вернуться и примет его без промедления.

– Скажи Лобенгуле, что сегодня Бакела заночует в Ками – а может быть, и завтра тоже. Кто знает, когда он сочтет необходимым поговорить с королем.

В Ками кто-то наверняка следил в подзорную трубу за дорогой и увидел поднятую лошадьми Зуги пыль: хотя до холмов оставалось не меньше мили, навстречу галопом летел всадник – худощавая фигурка, длинные черные косы, разметавшиеся по ветру.

Зуга спрыгнул на землю и поднял Луизу из седла.

– Луиза! – прошептал он, целуя ее улыбающиеся губы. – Ты не представляешь, как медленно тянутся дни, когда тебя нет рядом.

– Ты сам заставляешь нас обоих нести этот крест! – ответила она. – Я уже совсем здорова – спасибо Робин! – а ты по-прежнему вынуждаешь меня бездельничать в Ками. Зуга, неужели мне нельзя жить с тобой в Булавайо?

– Можно, моя дорогая, – как только на нашем доме появится крыша, а на твоем пальце – кольцо.

– Какой ты благопристойный! – Она скорчила рожицу. – Кто бы мог подумать!

– Уж какой есть! – ответил Зуга, снова поцеловал Луизу и посадил на гнедую арабскую кобылку – свой подарок в знак помолвки.

Зуга и Луиза ехали рядом, соприкасаясь коленями и переплетя пальцы, а Ян Черут незаметно тащился следом, за пределами слышимости.

– Осталось подождать всего несколько дней, – заверил Зуга. – Я подстегнул Лобенгулу. Скоро уладим дело с ружьями, и тогда ты можешь выбирать, где именно сделаешь меня самым счастливым мужчиной на свете, – может быть, в соборе Кейптауна?

– Милый Зуга, твои родственники в Ками меня обожают: девочки

стали мне чуть ли не сестрами, а Робин не отходила от моей постели, когда я лежала пластом, обожженная и высушенная солнцем.

– Ками? Почему бы нет? – не стал спорить Зуга. – Клинтон наверняка согласится провести церемонию.

– Он уже согласился, но это еще не все! Свадьба запланирована, и она будет двойной!

– Двойной? А кто же вторая пара?

– В жизни не догадаешься!

В побеленной церквушке миссии Ками отец с сыном стояли у алтаря – их можно было принять за братьев.

Зуга надел парадную форму – алый мундир, сшитый двадцать лет назад, все еще сидел на нем безукоризненно. Золотые галуны, подновленные, чтобы произвести впечатление на Лобенгулу и его вождей, ярко сверкали даже в прохладном сумраке церкви.

Ральф облачился в дорогой костюм с высоким воротничком, повязал серый шелковый галстук; от июньской жары его лоб покрылся бисеринками пота. Густые темные волосы были напомажены до блеска, великолепные усы, подкрученные с воском, жестко топорщились в стороны.

Отец и сын напряженно застыли в ожидании, не сводя глаз со свечей на алтаре, – Клинтон приберегал их для торжественного случая и только что зажег.

Кто-то из близнецов нетерпеливо заерзал, Салина надавила на педаль маленького органа и заиграла свадебный марш. Ральф улыбнулся с напускной бравадой и шепнул отцу:

– Ну все, папа! Примкнуть штыки и приготовиться к кавалерийской атаке!

Они дружно повернулись, как на параде, лицом к дверям церкви, в которых появились невесты.

Платье для Кэти Ральф заказал по каталогу и привез из Кимберли. Для Луизы Робин достала из сундука свое свадебное платье, которое пришлось немного убрать в талии и отпустить подол. В руках Луиза держала букет желтых роз из цветников Клинтона – в тон пожелтевшим от времени изысканным кружевам наряда.

После церемонии все пошли в дом. Невесты осторожно выступали на непривычно высоких каблуках, спотыкались о шлейфы платьев и, чтобы не упасть, цеплялись за руки мужей. Близнецы забросали новобрачных пригоршнями риса и ринулись на веранду, где стоял свадебный стол, заваленный едой и заставленный бутылками лучшего шампанского из фургона Ральфа.

Добравшись до стола, Ральф расстегнул тугой воротничок, одной рукой обхватил Кэти, другой поднял бокал шампанского и произнес речь.

– Моя жена… – начал он, и все весело захохотали и захлопали. Кэти прижималась к мужу, глядя на него с явным обожанием.

Когда речи закончились, Клинтон посмотрел на старшую дочь. Его лысина сияла от жары, возбуждения и выпитого шампанского.

– Салина, милочка, не споешь ли ты для нас? – спросил он. – Что-нибудь веселое?