Лучший из лучших
Шрифт:
– Старина, я ведь все потерял.
– Точно! – радостно согласился слуга. – Хотя было б чего терять.
– Я потерял участки.
– Вот и хорошо, – кивнул Ян Черут. – Десять лет эти проклятые дырки в земле вытягивали из нас душу – да еще и голодом морили!
– Я потерял птицу.
– Еще лучше! – Ян Черут отхлебнул из кружки и одобрительно причмокнул. – Пусть теперь мистеру Родсу не везет. Эта птичка его прикончит, как нас чуть не прикончила. Поскорее пошли статую Родсу и благодари Бога, что избавился от нее.
Зуга медленно
– Ян Черут, все кончено. Для меня дорога на север закрыта. Мечты больше нет. Все было напрасно.
Пьяная улыбка медленно сошла с лица Яна Черута, сменившись выражением глубокого сочувствия.
– Ничего не кончено. Ты молод и полон сил, у тебя два взрослых сына.
– Их мы тоже потеряем – и очень скоро.
– Тогда у тебя по-прежнему останусь я, как это было всегда.
Зуга поднял голову и посмотрел на коротышку-готтентота.
– Что нам теперь делать?
– Прикончим эту бутылочку и откроем следующую, – решительно заявил Ян Черут.
Утром они погрузили статую на повозку, заботливо подстелив солому. Зуга с помощью Джордана натянул поверх потрепанный и грязный кусок брезента.
За работой оба молчали. Закончив, Джордан прошептал так тихо, что Зуга едва расслышал:
– Папа, ее нельзя отдавать.
Зуга повернулся к сыну – и точно впервые увидел его за все эти годы.
Потрясенный, он осознал, что мальчик вырос. Должно быть, в подражание Ральфу, он отпустил усы – густая золотистая полоска подчеркивала нежную линию губ: Джордан не только повзрослел, но и определенно похорошел.
– Неужели ее нельзя оставить? – спросил он с ноткой отчаяния в голосе.
Зуга молча уставился на сына: сколько же ему исполнилось? Двадцатый год пошел, а ведь еще вчера был мальчишкой, малышом Джорди. Все изменилось.
Отвернувшись, Зуга положил руку на завернутую в брезент статую.
– Нет, Джордан. Я проиграл пари, отдать долг – дело чести.
– Но мама… – Под суровым взглядом отца Джордан умолк.
– Что мама? – резко спросил Зуга.
Джордан отвел глаза, шелковистые щеки залила краска.
– Ничего, – поспешно ответил он и пошел к переднему мулу. – Я отвезу статую мистеру Родсу.
Зуга торопливо кивнул: слава Богу, самому не придется исполнять эту прискорбную обязанность!
– Спроси у мистера Родса, когда он подпишет бумаги на передачу Чертовых шахт.
Зуга прощальным жестом прикоснулся к статуе, поднялся по ступенькам и не оглядываясь вошел в дом.
Джордан повел упряжку мулов по изрытой колеями дороге. С непокрытой головой, высокий и худощавый, он двигался с какой-то особенной грацией, легко ступая по мягкой красной пыли. Подняв подбородок, юноша смотрел прямо перед собой задумчивым, все замечающим взглядом поэта.
Встречные, особенно женщины, смотрели ему вслед, и их лица смягчались, но Джордан шагал так, будто вокруг никого не было. Он безмолвно
Она уходила – и Джордан думал, что не выдержит боли расставания. Статуя, богиня и мать в его воображении слились в единое целое, став последней ниточкой, связывавшей с матерью: Алетта превратилась в Великую богиню.
Джордан был в отчаянии и горевал так, точно потерял самого близкого человека. Добравшись до лагеря Родса, юноша остановился, охваченный буйными фантазиями: взять богиню, убежать с ней куда-нибудь в дикое место и спрятать статую в отдаленной пещере. Сердце бешено заколотилось. Нет, лучше отвезти богиню обратно в древний разрушенный город на далеком севере, откуда она пришла, откуда ее похитил отец, – туда, где она будет в безопасности.
Потом возбуждение спало, сердце сжалось от отчаяния: все это детские мечты, а ведь он уже не ребенок!
Потянув за поводья, Джордан повернул переднего мула к проходу сквозь изгородь. Родс, без шляпы, в одной рубашке, стоял у бунгало, негромко выговаривая что-то одному из приказчиков Главной алмазной компании.
Увидев Джордана, Родс сухо кивнул работнику и отвернулся от него.
– Джордан, ты привез сокола? – сдержанно спросил Родс, словно почувствовав настроение юноши.
Тот кивнул.
– Возьмите четверку лучших людей, – приказал Родс ожидавшему в сторонке приказчику. – Разгрузите повозку, да поосторожнее: это ценное произведение искусства.
Родс внимательно наблюдал, как рабочие развязывали веревки. И все же, когда Джордан заговорил, он склонил к нему большую курчавую голову.
– Если нам суждено потерять статую, то я рад, что она уходит к вам, мистер Родс.
– Птица чем-то дорога тебе, Джордан?
– Это самое дорогое, что у меня есть! – выпалил юноша и тут же спохватился: вот так глупость ляпнул! Мистер Родс наверняка подумает, что у него не все дома. – Я хотел сказать, что статуя появилась в нашей семье еще до моего рождения. Не представляю, как буду жить без нее. Даже думать об этом не хочется.
– Джордан, тебе вовсе не обязательно расставаться с ней.
Юноша посмотрел на Родса, не в состоянии произнести вопрос вслух.
– Ты можешь пойти за ней.
– Ах, не дразните меня, мистер Родс!
– Ты умен и усерден, изучил стенографию и прекрасно владеешь пером. Мне нужен секретарь – человек, который знает алмазы и любит их не меньше меня; человек, с которым мне легко общаться, которого я хорошо знаю и люблю. В общем, тот, кому можно доверять.
Джордана захлестнула волна невыразимого счастья – пронзительного, яркого и настолько острого, что ничего подобного он в жизни не испытывал. Онемевший юноша прирос к месту, глядя в бледно-голубые прекрасные глаза человека, перед которым столько лет преклонялся.