Лучший полицейский детектив
Шрифт:
— Как Вы узнали, что он был мертв?
— Он… она не дышала. Я же знаю, вон у меня сколько детей…
— Пока новорожденный не перейдет на самостоятельное дыхание, он всегда похож на мертвого. Вы его пошлепали?
— Да мне разве до того было? Я же сама в беспомощном состоянии находилась!
— Вы взяли сегодня с собой свою обменную карту? Покажите.
— У меня ее нет.
— Почему? В каком сроке беременности Вы стали на учет?
— Я … не стояла на учете.
—
— Да.
— Значит, нам следует сделать вывод, что Вы не хотели рожать этого ребенка и надеялись от него избавиться?
Пантелейчук молчала. Но по ее бегающему взгляду было понятно, что она лихорадочно ищет выход из трудного положения.
— Я была занята по хозяйству и думала, что потом успею.
— Но в предыдущие беременности Вы тоже были заняты.
— Ну, а зачем все это? Я уже знала, что подойдет срок и все будет, как всегда. Зачем мне эти поездки в город?
— По закону положено, что беременная женщина должна стать на учет. Скажите, Вы хотели этого ребенка?
— А как Вы думаете? У меня уже есть пятеро! Зачем мне еще? — взорвалась, наконец, подозреваемая.
— И поэтому Вы убили ребенка? А Вы понимаете, что Ваша дочь была живая? Понимаете, какой грех Вы взяли на душу?
Пантелейчук слушала молча, даже не пытаясь оправдываться. Но Любовь Ивановна начала думать, что Дина оказывает давление на пациентку.
— Если Вы не хотели ребенка, разве нельзя было предупредить это убийство? Вы же знаете, что существуют различные методы…
— Аборт — это грех! — неожиданно пафосно-безаппеляционным тоном произнесла убийца.
Вот тут уже возмутилась гинеколог, которая только сейчас осознала, к какому волку в овечьей шкуре испытывала сочувствие.
— Вы меня извините, но если выбирать из двух зол, то лучше сделать прерывание беременности на раннем сроке, чем потом убивать доношенного живого ребенка.
— Наш батюшка говорит, что аборт — это страшный грех, — продолжала стоять на своем Пантелейчук.
— А убийство — не грех? — всплеснула руками Дина, — Значит, Вы — «верующая»?
— Да, — гордо заявила их оппонент.
— Так что же это за вера? Вера должна оправдываться делами!
— А я и оправдалась. Я не делала аборт!
— Слушайте, в какой такой секте Вы состоите, что…
— Я — не в секте! Я истинно православная! — начала «закипать» обвиняемая.
— О-о-о, все понятно!
Дина и Любовь Ивановна обменялись понимающими взглядами. Обе из них знали, что любой религиозный фанатизм — страшная вещь.
— Ладно, забудем об абортах. Ведь можно было просто предохраняться. Вы знаете об этом? Вы же не маленькая девочка?
— Батюшка сказал, что предохраняться нельзя! Это — грех! — бездумно и безумно произнесла женщина.
И тут Дина не выдержала. Эмоции прорвали ее обычную тактичность и она запальчиво воскликнула:
— То было по Ветхому Завету.
— Я такого не делала! Это — не я! Следователь говорил, что его собака вырыла. Это она, наверное, все отъела!
— Ага, конечно! Аккуратно так руку «отъела» по линии сустава, такой ровнехонький секционный разрез от подбородка до лобка своими зубами сделала. За кого Вы нас держите? Мы что — совсем тупоголовые? С органами и пуповиной понятно. Но зачем Вы руку ребенку отрезали?!
Не знавшая таких страшных подробностей детоубийства, Любовь Ивановна рухнула в обморок. Медсестра кинулась на помощь своему доктору, начала мокрой салфеткой обтирать той лицо, а Юля быстро открыла окно. Гнатенко опасалась, что пользуясь всеобщей суматохой, Пантелейчук попробует сбежать. Но та застыла посреди кабинета, как остолбеневшая. Бежать-то ей было некуда. Дальше родного села было не укрыться.
Заведующая женской консультацией медленно стала приходить в себя. Дина продолжала:
— Хорошо, Вы не хотели рожать этого ребенка. Я могу это понять. Всякое в жизни бывает. Но он уже родился! Зачем убивать?
— А куда было его деть?
От такой фразы, сказанной совершенно обыденно, без всякой эмоциональной окраски, все присутствующие застыли в ужасе. Такая простая житейская философия — куда деть ненужного ребенка?
— Вы же слышали, что в каждом областном центре есть службы планирования семьи? Там громадные очереди желающих усыновить детей. Можно же было отвезти туда ребенка, отдать на усыновление людям, у которых не получается родить! Можно было здесь в роддом подкинуть…
— Ехать с ребенком в город? Во-первых, дорого деньги тратить на проезд…
Лаборантку чуть не стошнило от финансовых рассуждений Пантелейчук:
— Если нет денег, можно было подкинуть местному фельдшеру, в конце концов!
— А во-вторых, все же увидят, узнают, будут презирать потом…
— Вот теперь и будут презирать обязательно! И правильно! — возмутилась Дина.
— Как Вы могли?.. Да что для Вас такое вообще ребенок? Это же не котенка утопить! Хотя большинство и такого не может делать! Вот Вы думали о последствиях? Что теперь о Вас будут думать односельчане? А муж? — в ужасе спрашивала Любовь Ивановна.
— Действительно! Муж знал об этом? Или Вы с ним все это вместе задумали? — уточнила Дина.
— Нет, он думал, что все, как надо. Да мужики же вообще не вникают в женские дела!
«Врет, скорее всего. Выгораживает кормильца семьи», — подумала Дина, и поймав взгляд Любови Ивановны, поняла, что та думает о том же.
Акушер все еще не могла прийти в себя от эмоционального шока.
— А что будут думать о Вас дети?
— Да что они понимают в этом? Вырастут, тогда поймут!