Лухари

Кова Ирина

Наум так никогда и не понял, как все произошло, но каким–то чудом рука Таш оказалась на его члене… Эрекция была такой сильной, что джинсы раздулись и больно сдавливали промежность. Он расстегнул ширинку, и голова Таш скользнула вниз…

Когда он открыл глаза, Таш сидела рядом, и разглядывала муху, летающую над пятном крови на простыне. Он потянулся было к девушке, чтобы обнять, но она со всей силы оттолкнула его и с криком, что он во всем виноват, бросилась в ванную. Наум недоумевал, что же он такого сделал, чтобы так ее расстроить. Он робко постучался в дверь, но

в ответ услышал лишь всхлипывания. Перед уходом он еще раз испытал судьбу – спросил, как быть с компьютером, но, так и не дождавшись ответа, пошел домой.

Всю ночь Таш проплакала, ощущая себя грязной потаскухой. Но к утру мысль, что теперь она готова для Алеши, поборола в ней стыд. В тот же день она сообщила Алеше, что готова, и они поспешили в его однушку на Варшавском шоссе. Каково же было его разочарование, когда он понял, что она не девственница и все это время пудрила ему мозги. На следующий день он сообщил ей, что уезжает на месяц на отдых, а в следующую субботу она встретила его на дискотеке с пергидрольной блондинкой лет двадцати пяти.

Наум несколько раз приходил справляться о компьютере, но Таш отказывалась к нему выходить, ссылаясь на неважное самочувствие.

*****

– Единственное, что он сказал, – задумчиво произнесла Таш, – что ему очень понравилось.

– Лаконично. Хотя, конечно, он должен был позвонить, как только проснулся и не обнаружил тебя рядом.

Соответствовать ожиданиям Кати по части ухаживаний было непросто.

– Зато мы с Фаиной прекрасно закончили вечер без тебя. Твой сосед Саша развлекал нас всю ночь.

Таш ничуть не удивил союз Кати и Саши. Он словно был списан с портрета ее идеального мужчины – молодой, богатый, по-видимому, щедрый и… женатый. Катя была настоящей куртизанкой наших дней. Она была одной из тех дам, которые, при всей любви к деньгам, страшно боялись потерять независимость. И если бы вы поинтересовались, зачем им нужна эта их независимость, в ответ бы услышали долгие рассуждения о том, как хорошо полагаться на саму себя, ни перед кем не отчитываться, но на поверку все свелось бы к простой истине: «А вдруг из–за теперешних отношений я пропущу кого–то получше?»

Второй день празднования дня рождения Фаины проходил в подмосковном поместье ее отца. На обед Фаина собрала самых близких. Большая часть бизнеса Льва Розмана, впрочем, как и его двадцатилетняя любовница Анжелика, базировались в Москве, что и послужило толчком для покупки дома в одном из фешенебельных подмосковных поселков. Сам же Розман вместе с семьей постоянно проживал в Тель-Авиве, наведываясь в российскую столицу «по бизнесу».

Вокруг стола, ломившегося от деликатесов, носились дети. Одним глазом приглядывая за отпрысками, замужние матроны перемывали косточки общим знакомым, сплетничали о преподавателях йоги, обсуждали лекции по дизайну интерьера и низкокалорийные диеты, поглощая тем временем самые калорийные на столе блюда.

За противоположным концом стола их мужья дегустировали вина из погреба Льва, обговаривали совместные бизнес–проекты и свои

любовные похождения. У каждого из них были любовницы, минимум по одной. О существовании которых жены были осведомлены. Мужчины искусно лавировали между семьей и развлечениями, виртуозно жонглируя расписанием. Вечера, выходные, праздники и долгие семейные поездки свято принадлежали семье. Любовницы довольствовались обедами и часовыми встречами в снятой или, если повезет, купленной для встреч квартире. В эти квартиры они заскакивали, ища утешения после изнурительного трудового дня, посмотреть футбол или перекантоваться, пока ребенок гоняет мяч в футбольной секции. Любовницам доставались и деловые поездки.

На праздники и каникулы любовницы, кооперируясь с другими любовницами, уезжали, улетали и уплывали на экзотические курорты на снятых или купленных для них любовниками машинах, самолетах и лодках. На этих самых курортах любовницы бесконечно искали, как они сами выражались, «нормальные отношения», но, почему-то так никогда не находили их.

Это хрупкое равновесие устраивало каждую из сторон. Жены получали стабильность, семью и статус, любовницы – веселье и деньги, мужья – любовь, поддержку и секс.

– Я просто видеть не могу эту фальшивую идиллию! – Катя скептически смотрела на матрон, талантливо исполнявших отведенные им роли прилежных жен. – Они же на выходные, наверное, вместе в торговые центры ездят и гуляют по ним как образцовые супруги. А потом вот он, – Катя показала на мужчину с проседью лет сорока пяти, – отвозит сына в театральный кружок и едет шпилить свою Дусю из Липецка, пока жена готовит воскресный ужин.

В дверном проеме возникла фигура Фаины в черном брючном костюме.

– Привет, – Фаина подсела к Таш и обняла ее за плечи. – Вы ушли по-английски.

– А как они еще, по-твоему, должны была уйти, он же англичанин!? – девушки дружно рассмеялись, и матроны на другом конце стола тут же зашептались.

– Все, что я успела разглядеть, это лишь то, что он выглядел как настоящий породистый жеребец. – Фаина не убирала руку с ее плеч. – Как все прошло?

Таш усмехнулась точности определения Фаины. При воспоминании о его мускулистом теле лицо ее преобразилось: глаза засверкали, щеки зарумянились, а губы расплылись в мечтательной улыбке. На столе зачирикал телефон.

– Это он? – полуутвердительно спросила Катя. – Дай-ка мне прочитать! – Таш отчего-то повиновалась, и Катя громко зачитала:

– «Я на очень важном деловом обеде, немного устал. Кстати, ты была бесподобна». – Катя протянула телефон Фаине: – Больше всего мне нравится это «кстати»!

– Может быть, он просто стесняется… – робко предположила Таш, изрядно, впрочем, разочарованная.

– Конечно, стесняется! – возмутилась Катя. – Читай между строк: «Кстати, ты была бесподобна, а, вообще–то, я устал, и это для меня самое главное. Я не писал тебе целый день, потому что мне просто было не до тебя. А сейчас я сижу на необыкновенно важном для меня обеде с другом, так как ни один уважающий себя деловой партнер свои драгоценные выходные на меня тратить не будет».