Лука Мудищев (сборник)
Шрифт:
Сладострастные отравы, —
Так из нас веревки вьют!
Для тебя в чащобе злачной
Бьет Кастальский ток прозрачный,
Как сердец любовный жар;
Ты, кого зовут в постели,
Рассыпая свист и трели,
В глухомани навьих чар!
Всюду феи и колдуньи,
А вглядишься — лгуньи, лгуньи,
И когда б не этот лес,
Хуй стоял бы до небес!..
Отрывок
Аминь,
Те ночи милы и священны,
Когда я приникал к губам,
То своенравный, то смиренный.
Ласкал я вольно тут и там.
Когда вся живость наслаждений
Во славу граций и вина,
Желанья пылкого полна
И божества, и вдохновений!
Какая узкая спина,
Какая свежесть и прохлада!
Как сладострастна и нежна
Моя жестокая отрада!
. . . .
Ау, красавица младая!
Ты ль недоступный ангел рая,
Забудем прошлые грехи,
Прими мой дерзкий дар: стихи,
Все молодецкие восторги,
Как отзвук непристойных оргий;
Велите же подать вино,
Воспетое давным-давно!
Хочу я чувства петь свои
И томны сны и сладки муки
Столь затянувшейся разлуки
И упоительной любви!
Проходит ночь. Смотри: алеет
Неколебимый наш восток,
И на лицо уж сладко веет
Во тьме осенний холодок.
Хочу я петь лазурны волны,
Что вечно бьются о гранит,
Уста сахарны, груди полны
И белизну твоих ланит.
Когда игривыми мечтами
Порой преследовал я их,
Когда нескромными словами
Все облекал в летучий стих.
Но кто же стал твоим соблазном,
С небесных падая высот?
Эрот лукаво подмигнет,
Огнем рассыплется алмазным
И жизнь твою перевернет.
. . . .
А ты его не подымаешь
И, не сводя с него очей,
От жадных уст не отымаешь
Бесчувственной рукой своей.
О чем теперь твое мечтанье?
Смиренной девочки любовь,
И нынче — боже! — стынет кровь,
И что сказать мне в оправданье?
На хуй глаза твои глядят,
Как будто в нем — все совершенство,
Уста упрямые хотят
Его касаться… Вот блаженство!
(О, если б ты, читатель, знал,
Как сей предмет ее смущал!
Об нем она во мраке ночи,
Пока Морфей не прилетит,
Бывало, девственно грустит
И к небесам подъемлет очи.
Запретный плод вам подавай,
А без того вам рай не рай.)
. . . .
. . . .
Как долго я тобой прельщался,
Как мелким бесом рассыпался,
Промчалось много, много дней,
Ужели стала ты моей?
Забыты
Как будто громом поражен;
В какую бездну ощущений
Теперь я сердцем погружен!
Но Боги! Как она чиста,
(А может, это только снится?)
Мой хуй любовью восхитится
И в звуки выльется пизда.
И будут звуки те прекрасны,
И будет сладость их нежна,
Как сон пленительный и ясный,
Тебя поднявший с ложа сна.
. . . .
. . . .
. . . .
Золовка-душка
Моя любовь, моя золовка,
Небесный свет лазурных глаз,
Во всем мне чудится уловка,
Не счесть затейливых проказ!
Как придвигалась ты игриво,
Как повторяла звонкий стих,
Как мы сближались торопливо,
Так не похоже на других!
Давно подружки-потаскушки,
Чинясь, косятся на нее,
Свет не видал такой резвушки,
Она всегда возьмет свое.
Ах, как она со мной чудесит,
Как отдается мне, шутя,
Как часто своенравно бесит,
Ну точно малое дитя!
Золовка, девочка, шалунья,
В ней все прочту я по глазам,
Когда в постели попрыгунья
Грозит и смертным и богам.
Со мной резвится, словно мячик,
Играет в сердце, как вино,
Где я целую каждый пальчик
И с ней во всем я заодно.
Оставь меня, золовка-душка,
Ан нет! Любого заебет,
В ней все — уловка и ловушка,
А хуй в ее руках игрушка,
Попал я, братцы, в переплет!
Поэтические досуги
Поэт на лире вдохновенной
Рукой рассеянной бряцал,
А вместе с ним актер отменный,
Как призрак сцены незабвенной,
Пустынны долы оглашал.
Вокруг народ непросвещенный
Друзьям бессмысленно внимал.
Поэт:
Зачем я ею очарован,
Зачем расстаться должен с ней,
Когда б я не был избалован
Неверной славою своей,
Когда бы обожатель страстный
Черты волшебницы прекрасной
Рукой безжалостною стер,
С досады, может быть, неправой,
Я б занял ум другой забавой,
Другую бы ласкал мой взор.
Но нет! Мой собеседник милый,
Она влечет нездешней силой!
Актер:
Твоих признаний, жалоб нежных
Ловлю я жадно каждый крик,
Страстей безумных и мятежных
Мне упоителен язык.