Лукавый взор
Шрифт:
Эта письмо будет фальшивая. Люди хитрые хотеть война между la France и Россия. Они хотеть заставить la France воевать против Россия в страна, где комбатант [30] носить rogatywka. Письмо фальшивая писать контес полонез Стефани Заславска, она так себя называть, хотя фамилия другой, не знать мне. Она обитать в одинокая дом серая в ампас Vieux Puits о бок площадь Vosges, рядом улица Tournelles.
Господин гусар Д., я умолять вы давать этот письмо ваш друг. Он не хотеть исполнять приказ царь Россия ехать в Англетэр, но в момент может погибать. Уехать без медленно! Спешить! Но молчать в амбасад, что я написать! Никто не должен знать! Никто!
30
Combatant – сражающийся; участник боевых действий (франц.).
– Ох, какова интрига! – усмехнулся невысокий крепкий полуседой человек с выразительными черными глазами, оливковой кожей и благородными чертами лица. Отложив письмо, он подошел к жарко накопленному камину, и игра пламени заставила засверкать золотое шитье его мундира. – Едва разобрал, что к чему. А ты что думаешь? Веришь?
– Если бы не верил, ваше сиятельство Карл Осипович, не стал бы вам сие письмо доставлять, – вздохнул Араго. – Одни слова «гусар Д.» много значат! Понятно, что в самом деле затеяна интрига, да весьма коварная – одна из тех, которыми горазды блистать польские умы.
Граф Шарль Андре Поццо ди Борго, генерал-адъютант, генерал от инфантерии, чрезвычайны и полномочный посол Российской империи во Франции, раньше, услышав свое имя, переиначенное на русский лад: Карл Осипович, – начинал хохотать. Впрочем, за двадцать восемь годков, пока находился в русской дипломатической службе, он ко многому привык, несмотря на то, что слышать русскую речь и даже читать письма на русском языке, приходившие из Санкт-Петербурга, ему приходилось нечасто: кабинет предпочитал писать по-французски. Общий смысл уловить мог, однако проникать в тонкости этого причудливого языка так и не научился. Впрочем, у него был усердный секретарь Василий Иванович Шпис, великолепный переводчик, дешифровщик и вообще человек надежный.
Однако это письмо Поццо ди Борго даже Шпису показать не мог. В этом деле приходилось доверять только Араго. Однако даже ему – не во всем…
– И что скажешь? – настороженно спросил посол.
Араго снова взглянул на листок, хотя то, что там было написано, прочел столько раз, что уже выучил наизусть:
– Думаю, писал француз, не вполне хорошо русскую речь знающий. Об этом многое говорит. Прилагательные он ставит после существительных, как здесь водится, и о падежах не имеет понятия, и пишет «одна дом», «эта письмо будет фальшивая», потому что во французском maison, дом, и lettre, письмо, – женского рода, а «слово плохой, злой» – потому что во французском mot, слово, – как раз мужского рода. Понятно, что про средний род ведать не ведает. Спряжения глаголов ему сложны или вовсе неведомы, поэтому везде инфинитивы. Потом, смотрите, некоторых слов по-русски он не знает, так и пишет их по-французски, но русскими буквами: ампас – тупик, контес полонез – польская графиня, Англетэр – Англия, амбассад – посольство… А некоторые названия коверкать не решается, отсюда и Saint-Louis, и la France, и Vieux Puits, и Vosges, и Tournelles вместо Сен-Луи, Франции, Старого колодца, Вогезов, Турнель… Безграмотное письмо, хотя и вполне вразумительное.
– Очень складно написано, – усмехнулся Поццо ди Борго. – Я бы так по-русски не смог. А вот это что такое? – Он ткнул пальцем в слово «rogatywka» и с трудом выговорил: – Ро-га-тив-ка?
– Не рогативка, а рогатывка, – поправил Араго. – Чаще эту шапку называют конфедераткой. В любом случае намек на шарфы белые и красные вы должны были понять.
– Понял, понял, – проворчал Поццо ди Борго. – Но с чего этот твой Лукавый Взор решил, что поляки меня вздумали прикончить? И почему ты столь охотно этому веришь?!
– А вы в самом деле приглашены назавтра на Сен-Луи, где, как всем известно, находится Отель Лямбер – резиденция князя Чарторыйского, лидера «великой эмиграции»?
– Должен же кто-то возглавить устройство поляков во Франции, быть их посредников в отношениях с правительством! Почему этим лидером не быть князю Адаму? Да, он меня пригласил, а что в этом такого? – задиристо
– И с тех пор многое изменилось, – перебил его Араго. – А прежде всего то, что Адам Чарторыйский, который тогда был другом России и императора Александра, ныне стал врагом России и императора Николая. Очаг польского бунта находился не среди, как это утверждали сначала, подхорунжих [31] , которыми пользовались как орудием, но среди магнатов, князей, всех этих Радзвиллов, Любецких, Замойских, Потоцких… Именно Чарторыйский стоял во главе восстания, которое, к счастью России, было разгромлено, но, к несчастью Франции, окончилось этой самой «великой эмиграцией» поляков, которые заполонили Париж и весьма ретиво мутят здесь воду, сея ненависть к России. А Ваша, Карл Осипович, воинственная позиция по отношению к предателям-инсургентам [32] общеизвестна. И я к ней полностью присоединяюсь!
31
Подхорунжий – унтер-офицерское звание. Во время подготовки Варшавского восстания в казармах разных видов войск тайно вооружались полки, но именно из казармы подхорунжих выступили первые 150 человек, которые напали на русских.
32
От лат. insurgentes – повстанцы.
– Еще бы! – усмехнулся Поццо ди Борго. – Весь Париж знает, что редактор «Бульвардье» – один из тех немногих французов, которые не доверяют полякам и агитируют против них. Небось озадачились, что с тобой приключилось? Был вполне себе тихий и миролюбивый писака, ну, конечно, немножко слишком идиллически взирающий на Россию, – и вдруг как с цепи сорвался! А теперь еще некто Лукавый Взор… – Поццо ди Борго метнул на собеседника взгляд, который тоже был весьма лукав, – некто Лукавый Взор затеял писать про то же. А между тем мы отлично знаем, что правительство Франции да и большинство народу, особливо интеллигенция, сочувствуют несчастным эмигрантам! Помнишь, когда в октябре прошлого года здесь появились первые польские переселенцы, их встречали очень радушно, при большом скоплении народа, даже с национальной гвардией, которая салютовала им! Конечно, Луи-Филипп [33] не хочет портить отношения с Россией, но и не может отказаться принимать несчастных комбатантов.
33
Имеется в виду Луи-Филипп, герцог Орлеанский, бывший королём Франции с Июльской революции 1830 года до Февральской революции 1848 года.
– Это дело короля Франции и российского императора, – отмахнулся Араго. – Но сейчас вы должны исполнить приказ, предписывающий вам немедленно, ни дня не теряя, отъехать в Англию.
– Этот приказ, между нами говоря, столь же бессмыслен, как и данный полтора года назад, когда его величество Николай Павлович предписал всем русским немедленно, ни дня не теряя, отправиться из Франции в Россию, чтобы на них не оказала развращающего воздействия Июльская революция, – резко возразил Поццо ди Борго, но Араго так заразительно засмеялся, что посол не мог его не поддержать:
– Чего хохочешь-то? Тюфякина вспомнил?
– Его, его! – отвечал посол.
Одиозная фигура русского князя Петра Федоровича Тюфякина была известна всему Парижу благодаря его сказочному богатству и сказочной расточительности на хорошеньких актрис. Некогда он занимал в Санкт-Петербурге должность директора императорских театров, однако был отправлен в отставку и немедленно выпросил у государя Александра Первого дозволение навсегда переехать во Францию. Он не пожелал вернуться даже после указа император Николая Павловича. Его ждала неминуемая кара, однако Поццо ди Борго убедил императора смилостивиться и оставить Тюфякина в Париже.