Лукиан Самосатский. Сочинения
Шрифт:
28. Затем он вырвал из земли корень мальвы, подал его мне и посоветовал в минуту величайшей опасности обратиться к нему с мольбой. Он посоветовал мне еще в том случае, если я когда-нибудь попаду в вышеупомянутую страну, никогда не сгребать жара мечом, не есть волчьих бобов и не общаться с юношей старше восемнадцати лет. Соблюдая все это, я могу надеяться, что возвращусь когда-нибудь на Остров Блаженных.
После этого я приготовился к дальнейшему плаванию и в обычное время пировал с героями в последний раз. На следующее утро я отправился к поэту Гомеру и попросил его написать для меня эпиграмму из двух стихов. После того, как он сочинил ее, я воздвиг поминальную доску из берилла, поставил ее лицом к гавани и написал на ней эпиграмму. Она гласила так:
Боги29. Пробыв этот день еще на острове, я на следующее утро пустился в дальнейший путь. Все герои вышли на берег, чтобы проводить нас. Одиссей отвел меня в сторону и тайно от Пенелопы дал мне письмо, которое я на острове Огигии должен был передать Каллипсо. Радамант дал нам на дорогу кормчего Навплия на тот случай, если бы мы попали на соседние острова и нам угрожала опасность быть схваченными, — он мог бы засвидетельствовать, что мы путешествуем по своим делам.
Как только мы отъехали настолько, что благовонный запах острова перестал к нам доноситься, нас охватил ужасный запах сжигаемых одновременно асфальта, серы и дегтя и еще более отвратительный и совсем невыносимый чад, точно от поджариваемых людей. Воздух наполнился мраком и чадом, и на нас закапала дегтярная роса. Мы услышали также удары плетью и крики множества людей.
30. Ко всем островам мы не стали приставать, а высадились только на одном из них. Весь этот остров был окружен отвесной и обветрившейся стеной камней и голых скал, на которых не видно было ни деревца, ни ручья. Мы вскарабкались, однако, по отвесному берегу, прошли по тропинке, поросшей терновником и колючими кустарниками, и прошли в еще более неприглядную область. Но когда мы дошли до места тюрем и пыток, то тогда только стали удивляться природе этой местности. Вместо цветов почва здесь производила мечи и острые колья. Кругом текли реки: одна грязью, другая, — кровью, а третья, огромная река посередине, переправа через которую была делом немыслимым, текла огнем, который переливался в ней, точно вода, и перекатывался волнами, словно море. В реке этой плавало очень много рыб; одни из них были похожи на головни, другие, поменьше, на горящие уголья и назывались "светильниками".
31. Через все эти места вел один только узкий проход, перед которым в качестве привратника стоял афинянин Тимон. Под предводительством Навплия мы решились пойти еще дальше и увидели многочисленных царей, несущих наказание, и простых смертных, среди которых находились и некоторые из наших знакомых, как, например, Кинир, который был повешен за чресла и подвергался медленному копчению. Проводники наши рассказывали нам про жизнь каждого из несчастных и про прегрешения, за которые они несли наказание. Самые ужасные из всех наказаний претерпевали те, которые при жизни лгали и писали неправду; среди этих преступников находились книдиец Ктесий, Геродот и многие другие. Глядя на них, я преисполнился доброй надеждой, так как не знал за собой ни одной произнесенной лжи.
32. Вскоре мы вернулись, однако, на наш корабль, потому что мы не в состоянии были дольше вынести это зрелище, распрощались с Навплием и поплыли дальше.
Через некоторое время вблизи показался Остров Снов, но очень неясно и в полумраке. У этого острова было одно общее со снами свойство, а именно: он удалялся от нас по мере того, как мы приближались к нему, убегая все дальше и дальше. Наконец мы его все-таки достигли, въехали в гавань, называемую Сон, и высадились вблизи от ворот из слоновой кости, где находится храм Петуха. Вечерние сумерки стали в это время уже сгущаться. Войдя в город, мы увидели множество самых разнообразных снов. Но прежде всего я хочу рассказать о самом городе, так как о нем никто еще не писал, а Гомер, единственный из писателей, упоминающий о нем, описал его вовсе не тщательно.
33. Город этот кругом обставлен лесом, деревья которого являются не чем иным, как маками необычайной высоты и мандрагорами, в чаще которых живет несметное количество летучих мышей — единственные крылатые этого острова. Вблизи от города протекает река, которую обитатели этого острова называют Ночником, а около ворот бьют два ключа, из которых один называется Непробудным, другой — Всенощным. Город окружен высокой и пестрой
34. Что касается самих снов, то все они различаются своим видом и свойством: некоторые из них большого роста и прекрасны собой, другие же малы и невзрачны; одни кажутся совсем золотыми, а другие — обыденны и ничего не стоят. Есть среди них и крылатые сны, и совсем сказочные, и такие, которые, как бы приготовившись к празднеству, нарядились царями, богами и тому подобным образом. Многие из них были нам знакомы, так как мы уже сами видели их. Сны подошли к нам и приветствовали как старых знакомых, затем усыпили и повели к себе, где устроили блестящий и роскошный прием, изготовили великолепное угощение и обещали сделать из нас царей и сатрапов. Некоторые из них отвели нас на родину, где показали нам наших домашних, и в тот же день привели обратно.35. Тридцать дней и столько же ночей пробыли мы у них, проводя все время во сне за пирами, пока нас внезапно не разбудил оглушительный удар грома; мы тотчас же вскочили и, забрав съестных припасов, отправились в дальнейшее плавание.
Через три дня мы приблизились к острову Огигии и высадились на нем. Тут я первоначально вскрыл письмо и познакомился с его содержанием. Оно гласило так: "Одиссей шлет Каллипсо привет. Сообщаю тебе, что вскоре после того, как я отплыл от тебя на сколоченном мною плоте, я потерпел крушение и только с помощью Лейкотеи едва спасся на землю Феаков, которые и отправили меня домой. Здесь я нашел множество женихов моей жены, которые пировали в моем доме. Я их всех убил, но впоследствии погиб от руки Телегона, моего сына от Кирки. Ныне я нахожусь на Острове Блаженных и очень раскаиваюсь в том, что покинул тебя и отказался от предложенного тобой бессмертия. Как только мне представится удобный случай, я убегу отсюда и явлюсь к тебе". Так гласило письмо, в конце которого была прибавлена просьба ласково принять нас.
36. Отойдя немного от берега, я нашел пещеру — совсем такую, как она описана у Гомера, — а в ней Каллипсо за пряжей шерсти. Взяв от меня письмо и прочитав его, она сначала долго плакала, но потом пригласила нас на роскошный обед, во время которого расспрашивала про Одиссея и про Пенелопу, какая она с виду и правда ли, что она отличается большой добродетелью, за которую ее когда-то так восхвалял Одиссей. На эти вопросы мы ей давали такие ответы, которые, по нашему мнению, могли быть ей приятными. Затем мы вернулись на наш корабль и провели ночь недалеко от берега.
37. На следующее утро, когда мы опять выехали в море, дул довольно сильный ветер. Вскоре поднялась буря, которая продолжалась целых два дня. На третий день мы столкнулись с Тыквопиратами — дикими людьми с соседних островов, которые грабят проезжающих. Корабли их состоят из огромных тыкв, длиною в шестьдесят локтей, которые они предварительно высушивают и выдалбливают, удаляя все содержимое; вместо мачт они употребляют тростники, а вместо парусов — листья тыквы. Они напали на нас с двух сторон, и завязалась битва, в продолжение которой они, вместо камней, бросали тыквенные семена и ими ранили многих из наших. Мы сражались довольно долго с одинаковым успехом. Около полудня мы вдруг позади Тыквопиратов увидели суда Орехокорабелыциков. Как выяснилось, они были враждебны друг другу, так как Тыквопираты, заметив их приближение, тотчас же оставили нас, набросились на них и вступили с ними в бой.