Лукреция Борджа
Шрифт:
В столь нездоровой атмосфере распространяются самые позорные слухи, которые долго будут жить и после смерти Лукреции.
Отзвук этих слухов есть у Аретино: «Перотто был любовником и отца, и дочери, а Пентесилея была любовницей папы». 15 марта 1498 года Джованни Альберто делла Пинья, оратор Венеции, сообщает Эркуле д'Эсте: «Ходят упорные слухи о том, что дочь папы недавно родила»7. Действительно, в своем дворце Лукреция ненадолго познала радость материнства; новорожденного, разумеется, у нее отобрали, и ей придется ждать еще три года, прежде чем она удостоверится в том, что ее сын, фигурирующий под именем «римского инфанта», узаконен и обеспечен. Понадобятся две папские буллы, чтобы узаконить это своеобразное родство, произойдет это пять дней спустя после подписания третьего и последнего брачного свидетельства
Вот уже полгода как в Ватикане усиливается влияние Чезаре. Отец начинает его побаиваться, однако таланты сына настолько его удивляют и очаровывают, что, вероятно, благодаря им он прощает ему убийство Хуана и не держит на него зла за то, что тот прямо на его руках убил его любимого камерария. К Лукреции брат проявляет не больше внимания, чем шахматист, продвигающий вперед королеву на шахматной доске. Единственная свобода, которую он ей дарует, — свобода поддерживать дружеские отношения с литераторами и художниками.
Так, ей разрешено проводить в последний путь ее друга и учителя Помпония Лета. Этот милый мудрец, презирающий богатство, ненавидящий зависть и злословие, оставил ей воспоминание о своей жизни, которая может служить примером для всех. Он всегда говорил совершенно свободно с сильными мира сего и с большим состраданием относился к обездоленным. Этому неординарному человеку удалось воспитать в Лукреции, равно как и в других своих учениках, любовь и почтение к латинским и греческим текстам. Дочь папы, окруженная послами и сорока епископами, присутствует в церкви Арачели на торжественных похоронах этого экумениста, сумевшего примирить мир христианский и мир языческий.
Отныне начинают появляться претенденты на руку Лукреции. Ни обвинения Джованни Сфорца, ни убийство Перотто, ни рождение внебрачного ребенка не пугают претендентов, среди которых Аппиано де Пьомбини, Франческо Орсини, герцог Гравины, Оттавиано Риарио — сын от первого брака Катарины Сфорца, графини Форли, и Антонелло, сына князя Сан-Северино. Последний очень не нравится неаполитанскому государю: семья этого молодого человека, симпатизирующего анжуйцам, считается одной из наиболее влиятельных в королевстве, поскольку тесно связана с Карлом VIII и его наследником.
Между двумя сторонами, тем не менее, начинаются переговоры, поскольку будущий жених должен получить титул главнокомандующего Церкви и остаться в Риме под покровительством папы. Неаполитанский монарх, Федерико, тут же вмешивается и просит кардинала Асканио Сфорца использовать все свое влияние, чтобы провалить этот план, который мог бы стать угрозой и Миланскому герцогству, и его королевству, отныне они должны объединиться против общей опасности — союза Людовика XII с папой.
Александр VI, как кажется, благосклонно принимает первое время Сан-Северино, и делает он это лишь для того, чтобы скрыть, что на самом деле питает интерес к брату Санчи, Альфонсо, незаконному сыну Альфонсо II, неаполитанского короля, умершего в 1495 году, и донны Тушии Гадзулло. Притворство дает свои плоды, Федерико I начинает торг: Лукреция должна будет принести приданое в 40 тысяч дукатов, а молодой Альфонсо — получить княжество Салернское, герцогства Бишелье и Куадрата. Тем самым их брак послужил бы далеко идущему политическому замыслу Александра VI, нацеленному на уничтожение крупных земельных владений баронов, и при этом укрепил бы Арагонское и Неаполитанское королевства, чтобы впоследствии превратить их в Итальянское королевство. Этот брак также способствовал бы осуществлению планов Чезаре, который, отказавшись от кардинальства и вернувшись к мирской жизни, женился бы на законной дочери короля Федерико, Карлотте, воспитанной при дворе королевы Анны Бретанской.
Учитывая недавние трудности, выпавшие на долю Неаполитанского королевства, Александр VI считает, что наступил благоприятный момент для смены династии и восхождения Чезаре на трон. Он отправляет кардинала Сфорца проинформировать государя о том, что переводит в светское звание своего сына и желал бы, чтобы последнему была дарована рука принцессы.
Одно комическое происшествие едва не разрушает этот замысел: в Рим прибывает Гаспаро де Прочида. Хотя он женат и является отцом семейства, он, вероятно привлеченный приданым невесты, утверждает, что его помолвка с Лукрецией до сих пор остается в силе. Чтобы никто больше не претендовал на доходное место, Александр VI 10 июня публикует послание, в котором он хотя и признает, что разрыв с доном Гаспаро был оформлен неправильно, однако заявляет, что
Пока происходили эти брачные переговоры, мнение заинтересованных сторон никого не интересовало. В контракте, окончательно подписанном 20 июня, уточняется, что Алонсо должен будет провести первый год в Риме вместе со своей женой и что последнюю ни при каких обстоятельствах не будут принуждать отправиться в Неаполь, пока жив ее отец. В ожидании свадьбы, назначенной через месяц, Александр VI препоручает свою дочь опеке почтенного кардинала Хуана Лопеса. Лукреция ожидает очередного супруга, которого ей навязали. Санча рассказывает ей, какой ее брат красивый, нежный и любезный, но чего стоят утверждения высокомерной и капризной принцессы Арагонской?
Глава IX
АЛОНСО АРАГОНСКИЙ. БРАК ПО ЛЮБВИ
Как это ни странно, но именно кардинал Асканио Сфорца, когда-то устроивший первый брак Лукреции со своим племянником, а теперь преданный душой и телом неаполитанскому королю, представил Алонсо окружению во время церемонии помолвки 20 июня 1498 года в Ватикане.
В первых числах июля принц Арагонский в сопровождении тридцати всадников, в одежде с ватиканской символикой, подъезжает к Риму по Аппиевой дороге, в древности носившей название Regina viarum («королева дорог»), поскольку была вымощена плитами, вырубленными из застывшей лавы в Альбанских горах. Проходя по ней в Италию и обратно, французы повредили ее, и от этой дороги осталось только название, так сильно она была разбита. Аппиева дорога, утопавшая в жарком мареве и пыли, была вся запружена господскими паланкинами, мулами, готовыми рухнуть под тяжестью тюков с тканями или мешков с зерном. По дороге грохотали тележки с наваленными на них глыбами мрамора, только что добытого на соседних холмах. Поэтому эскорт жениха, движущийся строго по расписанию, сталкивался с большими трудностями, прокладывая себе дорогу. Тоска молодого герцога Бишелье усиливалась с каждым шагом, приближавшим его судьбу. Он был сыном Альфонсо II, и поэтому его семейство продавало его папе.
Когда они проезжали мимо гробницы Цецилия Метелла, воздвигнутой в I веке нашей эры, его наставник Брандолини указал ему на фриз с черепами быков — животных, символизирующих Борджа. Показались развалины цирка Максенция и ворота Либитины, откуда когда-то рабы выносили мертвецов; эти руины напоминали о жестоких играх древности, на смену которым пришли другие игры.
По мере того как продвигались вперед его носилки, молодой человек наблюдал, как следом за развалинами языческого Рима возникали первые признаки христианства, к примеру маленькая церковь «Domine quo vadis», показавшаяся слева. Вскоре, когда среди высоких приморских сосен возникли Капуанские ворота (сегодня — ворота Сан-Себастья-но), красноватые в лучах заходящего солнца неаполитанцы вздохнули с надеждой. Дальше им пришлось двигаться по лабиринту узких кривых улочек, по изрытым площадям, заваленным мусором. Внезапно перед ними возникли Термы Каракаллы с их циклопическими стенами, затем кавалькада достигла центра города, и перед ними справа открылся Колизей, а слева их ждало удручающее зрелище — Палатинский холм, а на нем — строения эпохи Империи, превратившиеся в руины. На Форуме возвышались всего лишь четыре колонны и, среди бесчисленных обломков, Константинова Арка.
Арагонская свита переезжает через деревянный мост, перекинувшийся через грязные воды Тибра, и двигается вдоль замка Святого Ангела. За поворотом на соседнюю улочку путешественники увидели дворец Санта-Мария-ин-Портику, освещенный факелами. Сегодня вечером здесь ничто не напоминало о том великолепии, с каким пять лет назад здесь был встречен Джованни Сфорца. В честь молодого супруга не устраивали никаких торжеств, однако отсутствие церемоний его отнюдь не раздражало.
Алонсо, который был на год моложе Лукреции, побаивался встречи с ней. Каково же было его изумление, когда перед ним предстала молодая женщина, наделенная невыразимым очарованием, somma bellezza e somma bonita, откинувшаяся на шелковые подушки и оживленно беседовавшая с молодыми римлянками. Пышные складки ее платья, сжатые с двух сторон, топорщились, и казалось, будто она выглядывает из раковины, а ее длинные волосы золотились, как спелая пшеница. В мягких интонациях ее голоса еще слышалась детская непосредственность, да, она еще сохранилась, несмотря на все несчастья.