Лукреция Борджа
Шрифт:
Это предбрачное испытание было широко распространено, ему подвергались даже те молодые люди, которые слыли волокитами. Так, внук Альфонсо д'Эсте, Чезаре, который не сумел доказать свою силу 11 марта 1584 года перед покорной девственницей, выбранной повитухами, смог, на свое счастье, повторить попытку несколько дней спустя, и тогда наблюдателям хватило двенадцати минут, чтобы засвидетельствовать его мужественность4.
Именно таким образом несколькими годами ранее Лодовико Моро, прознав, что брак его племянника Джангалеаццо с Изабеллой Арагонской не совершился должным образом, вызвал его в суд, где заседали архиепископ и городские судьи. Моро высмеял его и отстранил от дел.
Теперь же несчастья, обрушившиеся на голову Джованни, дают Лодовико повод заставить всех забыть о его поведении по отношению к законному
Пока разворачиваются эти события, спокойные дни Лукреции состоят из молитв, репетиций хора и теологических диспутов о блаженном Августине. Закрытое собрание женщин, то инфантильных, то слишком ученых, начинает угнетать ее. Прибыв в поисках Бога в этот монастырь, она нашла здесь не только Бога, но и молодого (двадцатидвухлетнего), красивого и пылкого Перотто. Как раз когда ее только что развели с мужем, немилым, сомневающимся, грубым и неловким, появляется посланный ее отцом камерарий — само очарование, нежность и обольстительность. Лукреция начинает применять на практике следующий афоризм Кастильоне: «Женщины, имеющие мужа, им подходящего и ими любимого, не должны наносить ему оскорбление, однако женщины, не любящие тех, кто любит их, наносят оскорбление самим себе». Разве ошибка, совершенная в приливе нежности, не стоит любого морального долга?
Дух побежден, а за ним и тело, и впервые Лукреция познает наслаждение. Благодаря Перотто она понимает, чего может желать и требовать ее веселая и страстная натура. Пентесилея, ее верная спутница, сторожит покой влюбленных, а монахини, привыкшие к присутствию уполномоченного папы, разрешают ему свободно ходить по монастырским садам и по апартаментам, предназначенным для дочери папы, которая в объятиях камерария забывает о родительской опеке и о своем предназначении служить величию семьи. Одно событие внезапно напомнит ей о долге и вернет молодых людей к реальности. Пока в Неаполе ведутся переговоры о ее новом замужестве, широкие платья и мода на завышенную талию позволяют ей держать в тайне ее положение, скрывают растущий живот.
Что касается ее бывшего супруга Джованни Сфорца, то он под двойным давлением — Александра VI, оставившего за ним право пользоваться приданым, и Лодовико Моро — 18 ноября 1497 года подписывает во дворце Пезаро в присутствии докторов и теологов свидетельство о своем супружеском бессилии, предоставляя кардиналу Сфорца права, необходимые для аннулирования брака.
Проиграв с самого начала, став жертвой махинаций Александра VI, кардинала Сфорца и герцога Милана, Джованни, не в силах сопротивляться, позволил вырвать у себя это признание. Он тут же мстит за себя, пустив в мир ужасную клевету, которая будет эхом отзываться на протяжении столетий: «Если у меня отнимают мою жену, то потому, что папа желает свободно располагать своей дочерью»6. Эта фраза очень лукавая, поскольку из нее совершенно не следует, что римский первосвященник был любовником Лукреции, следует лишь то, что он имел такое намерение. Такой тон типичен для клеветы: сначала следуют намеки, затем догадки, затем — утверждения, затем — уверенность. Ходят и другие неясные слухи, дошедшие из Пезаро: оказывается, Лукреция — любовница не только своего отца, но и своих братьев, ведь из ревности Чезаре приказал бросить Хуана в Тибр. Бельтрандо Костабили, посол Эркуле д'Эсте при дворе Лодовико, писал: «Здесь понтифика публично осыпают такими оскорблениями, каких в Ферраре не услышал бы даже Torta (предатель)».
Вчера Борджа ославили Джованни, объявив его импотентом, сегодня он обвиняет их в кровосмешении. Гвидо Постум, остающийся верным Сфорца, отомстит своими эпиграммами за нанесенное его хозяину оскорбление, но до намеков на инцест не дойдет. Позже Джованни отречется от своей лжи.
Его клевета будет жить долго. Быстро разлетевшись по свету, она достигнет
14
Неистовством (ит.).
15
Имеется в виду опера Гаэтано Доницетти «Лукреция Борджа».
Лукреция предстает перед церковным судом 22 декабря 1497 года, то есть через пять месяцев после того, как приняла в Сан-Систо юристов, уполномоченных вести дело о ее браке. Она подтверждает все то, что заставил ее подписать отец, и у кардиналов Паллавичини, СанГорджо и мессира Фелино Сандео, аудитора Роты, канонических судей хватает такта удовлетвориться этим и не попросить повитух осмотреть ее, ведь она уже несколько месяцев была беременна.
Одетая благопристойно, как того требуют обстоятельства, то есть прикрыв грудь снизу вплоть до сосков, как это было позволено иезуитом Альберти, для которого «эта часть ничуть не срамнее остальных», Лукреция слушает решение суда и благодарит на латыни «так изысканно и любезно, что, будь она самим Цицероном, она не смогла бы выразиться более изящно и грациозно», — пишет миланский посол Стефано Таверно.
Покончив с формальностями, Лукреция вновь занимает свое место при дворе римского первосвященника и с помощью своей верной Пентесилеи и благодаря моде удачно скрывает свое положение. Так, они вместе с отцом наблюдают, как Микеланджело снимает покров со своей «Pieta».
Двадцатитрехлетний художник два года работал, выполняя заказ кардинала Гролэ. В этом новаторском произведении дух Ренессанса дышит на античные развалины. Первых зрителей приводит в замешательство молодость Пречистой Девы. Мария кажется им моложе своего сына. Скульптор защищает свое произведение, ссылаясь на неоплатоническую идею, согласно которой благородство духа проявляется в физической красоте, и настаивая на том, что ему хотелось устранить из этой поэмы, сложенной им из камня и веры, какое бы то ни было упоминание об ужасе и страхе и показать, что Богородица со смирением принимает свершившееся.
Теперь, когда сестра освобождена от брачных связей, Чезаре полагает, что ему пора взять в свои руки ее будущее, которое должно служить его политическим целям. Поэтому когда он обнаруживает, что она ждет ребенка от слуги его отца, гневу Чезаре нет предела. Перотто стал занозой в теле Борджа. Чезаре решительно настроен уничтожить доказательства и свидетелей этого греха, тем более что камерарий остается доверенным лицом понтифика и знает слишком много о ватиканских делах. Когда Чезаре выходит из дворца Санта-Мария-ин-Портику и направляется в апартаменты папы, то на пути ему попадается Перотто. Юноше хватило одного взгляда, чтобы понять, что он в опасности, и он вынимает из ножен шпагу. Однако Чезаре железной рукой вырывает шпагу. Перотто удается бежать. Он в один миг взлетает по ступенькам лестницы и бросается к ногам Александра VI с криком: «Святой отец, я в вашей власти!» Чезаре, подняв кинжал, вбегает в зал аудиенции, Его Святейшество еще пытается спасти своего слугу, прикрыв его полой мантии в знак защиты, но это не мешает Чезаре ударить кинжалом молодого испанца несколько раз и с такой яростью, что, по словам посла Паоло Капелло, «кровь брызнула на лицо папы, а на его подбитой горностаем мантии, как и на его белом одеянии, остались длинные пурпурные дорожки».
По сообщению болонского хроникера Христофоро Поджо, который информирует о происходящих событиях маркиза Мантуанского, Перотто якобы не сразу умер от своих ран: «О судьбе первого камерария Его Святейшества ничего не известно, однако я узнал, что он находится в тюрьме за то, что сделал ребенка синьоре Лукреции».
Умирающий действительно сначала был перенесен в подвалы замка Святого Ангела, а 14 февраля его труп, как и труп Пентесилеи, был найден на берегах Тибра, у обоих были связаны руки и ноги. «Перотто, — пишет Бурхард, — упал в Тибр против своей воли, нет ничего дороже человеческой жизни». Общественное мнение тут же приписало оба убийства Чезаре, тем более что охрана получила приказание не разыскивать убийцу. За что пострадала верная Пентесилея?.. Только за то, что знала о тайне молодой женщины.