Лукреция Борджиа. Три свадьбы, одна любовь
Шрифт:
– Что случилось?
– А ты не знаешь! – Она скептически на него посмотрела.
– Не думай, что это что-то серьезное. Просто мимолетное увлечение.
– Чезаре! Она жена твоего брата!
– И как член его семьи я выражаю ей свою симпатию, – улыбнулся он.
– Не смей! Не превращай это в шутку и не лги мне!
– Я не лгу, Лукреция. Говорю лишь, что тебе не о чем беспокоиться. Это просто легкая интрижка.
– Интрижка? И она тоже так считает?
– Санча выросла в Неаполе. Она знает, что делает.
– Не думаю, что кто-то из вас знает, что делает!
– У нас все отлично. Никто не пострадает.
– За исключением
– Ах, моя милая сестренка, – засмеялся он. – Никто не любит меня так, как ты. Не волнуйся за мою душу.
– Не надо относиться ко мне, как к ребенку! Я уже не милая и не сестренка!
С полминуты Чезаре внимательно изучал ее.
– Я знаю, – сказал он. – А еще знаю, что ты заботишься обо мне больше, чем мои знакомые-священники. Но тебе пора понять: человек должен сам думать о своей душе.
– А ты? Ты думаешь о своей душе?
– Конечно.
– Как? Как ты это делаешь, Чезаре?
– Я исповедуюсь в своих грехах.
– Ты исповедуешься. И часто?
– Всегда, когда считаю нужным. Да, часто.
– И ты раскаиваешься, и тебе отпускают грехи?
– Всегда, – сказал он, позволив себе легкую улыбку. – Не забывай, я кардинал Валенсии.
– Ах, Чезаре!..
Он все сводил в шутку, и теперь она не знала, когда ему можно верить. Лукреция отчетливо понимала, как нелепы ее страхи, когда она их высказывает. Какой юной она кажется из-за них. Порой в своих молитвах она просила о мудрости в житейских вопросах. О понимании. Но посмеет ли она просить Бога сделать ее менее совестливой?
– А как же Джоффре?
– Джоффре мой брат, и я умру за него. Но он слишком многого хочет. Он еще молод. Тем не менее нам необходимо обеспечить безопасность семьи, и ему придется быстро повзрослеть. Лучше получить подобный жизненный опыт от того, кто тебя любит, чем от чужака. – Чезаре выдержал ее взгляд. – И, опережая твой следующий вопрос: нет, я веду себя так не по этой причине, но это правда. Ну что, я успокоил тебя, сестренка? Или еще в каких-то семейных делах тебе нужна моя помощь?
Лукреция внимательно поглядела на него. Несмотря на сарказм, говорил он серьезно. Что она могла ответить ему?
– Я так и останусь замужем за Джованни? – вопрос сам слетел с губ. Она подумала, что Чезаре засмеется или начнет ее дразнить.
– Почему ты спрашиваешь? – тихо произнес Чезаре. – Ты бы предпочла другого?
Лукреция чуть мотнула головой, то ли соглашаясь, то ли возражая. Она зажмурилась, и брат сжал ее ладони в своих. Но не успел он сказать и слова, как оба они услышали шаги Санчи. Одно дело, когда тебя прерывают, совсем другое – когда надолго оставляют в одиночестве. Чезаре повернулся и с теплой улыбкой протянул ей руку. Но Санча остановилась чуть в стороне, слегка запыхавшаяся, хотя и не от бега. Подол ее платья, возможно, скрывал нетерпеливо топающую ножку.
«Она такая хорошенькая», – подумала Лукреция. И улыбнулась ей. Так хорошо, когда не о чем волноваться.
Разумеется, на самом деле все складывалось не так просто. Огонь плотского желания стал разгораться, разжигаемый ветром эмоций, а Санча, пусть и выросла при аморальном неаполитанском дворе, все же была ранима. Первые месяцы она не замечала ничего, кроме всепоглощающей страсти. Она стала сердцем и душой Рима, заполучив не одного, а целых двух сыновей папы, к тому же самого красивого и обаятельного мужчину в Ватикане.
Вся ее жизнь
Церковные дела требовали его постоянного внимания. Планировалось назначение новых кардиналов, ведь нужно было извлечь максимум выгоды из недавней победы папы. Александр поручил это сыну. Такие вопросы решаются не быстро, и порой вечерами Чезаре опаздывал, а то и вовсе не приходил на встречу с Санчей. Она, не привыкшая к тому, что ею пренебрегают, не отличалась пониманием, дулась и капризничала, строила из себя недотрогу. Разок он повелся на эту игру и взял приступом ее цитадель, однако в следующий раз счел игру скучной. Однажды, когда Санча закрыла дверь прямо перед носом Чезаре, его приняла в своем хорошо обставленном белом доме по другую сторону моста Фьяметта, – она умела удовлетворять желания мужчин, не показывая, что ими помыкают. Она слушала и смеялась, а когда дело дошло до постели, сопротивлялась ровно настолько, чтобы он вновь счел ее желанным призом.
Когда наконец поползли слухи, что они с Чезаре охладели друг к другу, Санча не могла сдержать слез ярости, потом успокоилась, но вскоре завелась снова. Если раньше двор пребывал в приятном волнении, теперь повсюду царило ощущение смутной тревоги. Даже Александру, который снисходительно относился к подобным ситуациям, стало неуютно в их компании, и он проводил вечера за работой либо ужинал с послами. Его отсутствие, в свою очередь, отразилось на настроении остальных. Что когда-то забавляло, теперь превратилось в проблему.
– Она может быть весьма утомительна в проявлении чувств. Лучше бы она стала хорошей женой для Джоффре, – сказал Александр Джулии однажды ночью в постели. – Нашей репутации не на пользу его столь очевидная роль рогоносца.
Казалось, сам он не заметил иронии в своем замечании. Их собственные отношения стали прохладнее после ее самовольного бегства, и теперь он чаще проводил ночи один, чем в ее кровати.
– Твой отец находит ее утомительной, – сказала Джулия Лукреции на следующий день. Мысли о том, что сама начинает впадать в немилость, она не стала высказывать. В двадцать три Джулия была все так же красива, имела дочь, брат ее занимал должность кардинала, а ее приемная постоянно кишела людьми, жаждущими попасть на аудиенцию к папе, так что едва ли эту женщину можно было списать со счетов. Возможно, как до нее Ваноцца, она наслаждалась относительно беззаботным существованием. – Поговори с ней. Ты знаешь ее лучше любого из нас.
– Разве? И что я ей скажу?
– Скажи, что она должна заняться своим браком и не поднимать шум из-за вещей, которые изменить невозможно.
Лукреция пожала плечами:
– Думаю, она разочаровалась в своем муже.
Джулия улыбнулась:
– Смотрю, в разлуке ты приобрела присущее членам вашей семьи остроумие.
– Вообще-то я говорю серьезно.
– В таком случае передай ей, что когда ее заносит, следует проявлять больше благоразумия.
Санча была не в настроении выслушивать чужие советы.