Луна цвета стали
Шрифт:
– Я в курсе, – кивнул генерал. – Будь иначе, наша беседа не имела бы смысла. Меня интересует ваше мнение о том, насколько вероятно, что в момент начала нашего наступления этот русский окажется в Крыму.
– Думаю, он уже здесь, – спокойно ответил Рихтенгден.
– Это только предположение, или вы располагаете конкретными сведениями?
– Предположение, но я оцениваю его достоверность, как очень высокую. Крым сейчас – самый напряженный участок Восточного фронта. Отсюда русские могут угрожать всему южному флангу наших войск, а также совершать налеты на нефтепромыслы в румынском Плоешти. Насколько
– Генерал-майора?
– Ну, во всяком случае, именно с такими знаками различия его встретил наш сотрудник пару месяцев назад. Правда, за полгода до этого он же видел Нагулина в форме младшего лейтенанта, так что в этом вопросе сложно быть до конца уверенным.
– Ваш человек дважды встречался с этим русским? И почему Нагулин до сих пор жив?
– Трудно убить вражеского генерала, являясь пленным, герр генерал-полковник, – негромко ответил Рихтенгден.
– Ясно, – Рихтгофен перевел взгляд на степной пейзаж за окном. – Как бы то ни было, вы, полковник, лучше всех знаете этого человека, а мне необходимо иметь хотя бы примерное представление о том, к каким неприятным сюрпризам следует подготовиться моим пилотам.
– К сожалению, я знаю его не так хорошо, как мне бы хотелось, – с ноткой досады в голосе ответил Рихтенгден. – Раньше я думал, что могу читать его, как открытую книгу, но, как оказалось, Нагулин способен на неожиданные импровизации. Что он придумает теперь, точно вам не скажет никто, но в одном я уверен на сто процентов: он почти никогда не отказывается от приемов, которые принесли ему успех в прошлом. Я бы рекомендовал вам тщательно изучить опыт неудачного налета на Ленинград, герр генерал-полковник. Скорее всего, с чем-то подобным вы столкнетесь и здесь.
– Заградительный огонь шрапнельными снарядами главного калибра русского линкора?
– И это тоже.
– Что еще?
– По нашим данным, у Нагулина в личном подчинении имеется серьезная авиачасть. От пятидесяти до ста самолетов, вооруженных новейшими бомбами повышенной поражающей способности. Действовать он предпочитает ночью. Излюбленные цели – штабы, узлы связи, склады боеприпасов и, что для вас наиболее неприятно, аэродромы. При этом его пилоты демонстрируют совершенно невозможную для ночных атак точность бомбометания.
– Плохо. Ночных истребителей у меня почти нет.
– Они все равно не справляются, герр генерал-полковник. Попытки остановить русского стрелка с помощью «дорнье» и «сто десятых», оборудованных радиолокаторами и ночными прицелами, уже не раз предпринимались. Некоторый успех был достигнут, но остановить его все равно не получалось. Думаю, вы сами это знаете.
– Естественно, знаю. Не примите, как упрек, полковник, но я не для того вызвал вас из Берлина, чтобы выслушивать давно известные мне сведения. Мне требуются конкретные рекомендации. Я не хочу, чтобы мои самолеты горели кострами на земле Крыма. Насколько я слышал, вы предприняли ряд попыток уничтожить русского стрелка. Да, ни одна из них не привела к желаемому результату, но несколько раз вы были близки к успеху, причем дважды Нагулин смог выжить буквально чудом. Возможно, тогда вам просто не повезло, или же непосредственным исполнителям не хватило мастерства и профессионализма. Мне
Рихтенгден несколько секунд с интересом рассматривал командующего четвертым воздушным флотом, с лица которого при последних словах исчезли все признаки усталости, а в глазах уже немолодого летчика, еще в Первую мировую одержавшего восемь воздушных побед, вновь зажегся огонь боевого азарта.
– Хорошо, герр генерал-полковник, – наконец, с легкой усмешкой произнес Рихтенгден, – у вас будет такой шанс. Только давайте выйдем из здания штаба, сядем в крытый кузов первого попавшегося грузовика и прикажем водителю выехать за город. В дороге я вам все расскажу.
– Не понял, – правая бровь Рихтгофена поползла вверх. – Объяснитесь, полковник. Вы что, подозреваете преда…
– Ни в коем случае, – негромко, но твердо остановил генерала Рихтенгден. – Но ни я, ни мои коллеги по контрразведке не знаем всех возможностей этого человека и тех служб, которые обеспечивают его работу. – По косвенным данным…
– Можете не продолжать, полковник, – произнес Рихтгофен, вставая. – В этих вопросах я полностью доверяю Абверу. Ради такого дела можно и потерпеть пару часов тряски в кузове «бюссинга».
Всю ночь армейские, корпусные и дивизионные штабы Крымского фронта стояли на ушах. Мой приказ сорвал их с насиженных мест и заставил срочно менять дислокацию. Естественно, это привело к первостатейному бардаку, замедлению реакции командования на доклады из боевых частей, а местами и к полной потере связи с войсками.
Не получив пока никакого ответа от Сталина на свою разоблачительную телеграмму, Мехлис слегка поумерил пыл, но, видя этот беспредел, он все же не выдержал.
– Товарищ Нагулин! Вы что, не видите, к чему приводят ваши приказы?! Если по вашим же собственным словам немцы готовят наступление, то зачем вы устроили этот ночной переезд? Вместо того, чтобы управлять войсками, штабы грузятся в машины и куда-то уезжают. Пока они прибудут на новые места, пока снова протянут проводную связь, войска будут оставаться без должного управления. Это саботаж, если не сказать хуже!
– А вы говорите, как есть, товарищ армейский комиссар первого ранга, – я развернулся к Мехлису и внимательно посмотрел ему в глаза. – К чему стесняться? Мы ведь не в институте Благородных девиц. Здесь фронт, и, сказав «А», следует говорить и «Б». Вы обвиняете меня в предательстве? В умышленной дезорганизации управления войсками накануне немецкого наступления? Я правильно вас понимаю?
Вот так, прямо в лоб, вешать на меня расстрельные статьи Мехлис пока еще явно не созрел, но и сдавать назад тоже было не в его характере. Комиссар с ненавистью смотрел на меня, а случившиеся рядом генералы и полковники тихо расползались в стороны, не желая быть втянутыми в конфликт полномочных представителей Ставки. Я не стал ждать, пока Мехлис найдет нужные слова и вновь заговорил сам:
– Можно было, конечно, оставить все как есть, и еще сутки, а может, даже двое, штабы продолжат спокойно работать. Вот только потом сюда прилетят пилоты Рихтгофена и снаряды тяжелых гаубиц, и управлять войсками станет просто некому. Знать об угрозе удара по штабам и ничего не делать – это не предательство?