Луна и солнце

Макинтайр Вонда Нил

Мари-Жозеф смущенно замолчала. Слуги подмели мокрый, в разбухших опилках пол вокруг секционного стола, едва слышно скребя метлами по доскам.

— Не вам рассуждать о придворном этикете, сударь. Вы разочаровали его величество, не явившись на церемонию утреннего пробуждения. Советую вам более не разочаровывать монарха. Он ожидает вас в своих личных покоях на званом ужине сегодня вечером. Не пренебрегайте оказанной вам честью.

Мари-Жозеф вскочила со стула:

— Его величество думает, что это вина Ива! Я должна

перед ним покаяться!

Русалка ахнула, подражая ее взволнованному восклицанию.

— Тише, Мари-Жозеф! — велел Ив. — Незачем посвящать в эти недоразумения месье де Кретьена. Его величество простил меня…

— А умолять о прощении должна была я!

Русалка свистнула, словно подчеркивая тяжесть вины Мари-Жозеф.

— Какая разница? Все кончилось хорошо.

Граф Люсьен на минуту задумался, нахмурив лоб.

— Месье де ла Круа прав, — сказал он Мари-Жозеф. — Не стоит беспокоить его величество дважды, чтобы получить прощение за один-единственный проступок. Но должен предупредить вас: впредь будьте осмотрительнее.

Граф Люсьен поклонился Иву, Мари-Жозеф и отправился восвояси. От долгого пребывания без движения все тело у него затекло, он тяжело опирался на трость. Хотя с боков шатер остался не закрыт, он прошагал к выходу, и мушкетеры отвели для него полог. Его арабская кобыла тотчас преклонила колени. Он неуклюже взобрался в седло и ускакал.

Когда он скрылся из глаз, Мари-Жозеф печально произнесла:

— Прости меня, пожалуйста, я таких дел натворила… И подумать только, это сегодня-то, в день твоего триумфа…

— Послушай, — заверил ее Ив, — я и вправду все уже забыл.

Не в силах скрыть свою благодарность, она на миг его обняла.

— Иди покорми русалку, да побыстрее. И заставь ее замолчать!

Мари-Жозеф вошла в клетку и выловила очередную рыбу. Она слабо билась в сачке, словно вот-вот уснет.

— Русалка! Ужинать! Рыба!

Мари-Жозеф поболтала сачком под водой. В толще воды она пальцами ощутила тихие колебания, рождаемые русалочьим голосом.

Русалка высунула голову из-под копыт Аполлонова коня. Над водой постепенно показались ее макушка, лоб, глаза. Она уставилась на Мари-Жозеф.

— Интересно, она снова закричит, если я сниму занавеси? — спросил Ив.

— Не знаю, Ив, я даже не знаю, почему она начинает кричать. Или почему затихает, или почему поет.

Он пожал плечами:

— Не важно, лишь бы шум не беспокоил его величество.

Лакеи сняли импровизированные занавеси и вернули их на боковые стенки шатра.

— Она так горевала, — протянула Мари-Жозеф. — Плыви ко мне, русалочка. Тебе не больно? Ты не ранена?

Русалка молча подплыла к Мари-Жозеф. Та выпустила рыбку в воду. Русалка метнулась к ней, схватила ее перепончатыми руками и проглотила не жуя.

— Какая она проворная!

— Но, несмотря на все свое проворство, попалась в сеть.

Мари-Жозеф

бросила ей еще одну рыбу. Русалка с силой ударила хвостом, наполовину выбросилась из воды и схватила рыбу прямо в воздухе, а потом снова нырнула в фонтан, хрустя рыбьими косточками и плавниками.

— Но ты же говорил, что тогда они совокуплялись, от страсти позабыв обо всем на свете…

— Я не хочу обсуждать это!

Под поблекшим загаром стало заметно, как Ив вспыхнул до корней волос.

— Но…

— Я не буду обсуждать со своей сестрой, только что вышедшей из монастырской школы, блудодеяние, даже совершаемое животными!

Резкость Ива удивила ее. В детстве они обсуждали все. Конечно, в детстве они ничего не знали о блудодеянии, людском или зверином. Может быть, он и до сих пор ничего не знает и его смущает собственная неосведомленность, или, наоборот, знание истинной природы совокупления испугало его так же, как в свое время в монастыре и Мари-Жозеф.

Она поймала последнюю рыбку и протянула ее русалке на ладони, без сачка. Русалка подплыла и замерла в нескольких саженях от нее. Рыбка забилась в ладони у Мари-Жозеф.

— Ну, плыви сюда, русалочка, милая русалочка. Смотри, какая рыбка.

— Рррыбка, — выдохнула русалка.

Мари-Жозеф ахнула от восторга:

— Она разговаривает, как попугай!

Она выпустила рыбку прямо русалке в руки. Русалка с хрустом прожевала ее и нырнула в глубину.

— Я приучу ее…

— Сидеть тихо? — спросил Ив.

— Не уверена, — задумчиво сказала Мари-Жозеф. — Вот если бы я знала, что ее печалит. Она так горевала… Я сама чуть не расплакалась.

— Если бы ты расплакалась, никто бы и не заметил. А вот плач русалки докучал его величеству. Пойдем, нам пора.

Пока Мари-Жозеф собирала в ящик принадлежности для рисования, он закрыл дверцу на цепочку и запер на засов. Она достала из-под стопки листков тот, на котором зарисовала голову русалки с нимбом из стекла и золота.

— А это что? Откуда взялось стекло? И позолота?

— Не знаю, должно быть, она нашла в фонтане разбитую бутылку и отслоившиеся листики позолоты со статуй.

— Их положила туда живая русалка? Для этого она и убегала вчера ночью? Но зачем?

Ив пожал плечами:

— Русалки — как вороны. Тащат к себе все, что блестит.

— Похоже на…

— Ни на что это не похоже.

Ив вырвал листок у нее из рук, скомкал его и поднес к огнепроводному шнуру. Бумага загорелась. Нимб вокруг головы мертвого водяного почернел и съежился. Ив бросил рисунок Мари-Жозеф в плавильный тигель и сжег.

— Ив!..

Он только улыбнулся:

— Пойдем.

Он взял ее руку, положил на сгиб своего локтя и повел ее прочь из шатра.

За их спинами русалка негромко пророкотала:

— Рррыба…