Луна как жерло пушки. Роман и повести
Шрифт:
— Неужели с ним в самом деле что-то случилось?
— Поэтому я и пришел к тебе. Антонюк уже некоторое время находится на свободе. Кроме того, нужно, чтоб ты знал…
— Как? Все-таки освободили? Чего и следовало ожидать! — покачал головой ответственный. — Хороший фрукт! В лучшем случае — авантюрист, хотя и это достаточно опасно.
— Но не враг. Нет, нет! — с мольбой в голосе прервал его Илие. — Это исключается. Вырвать человека из тюремной больницы не так уж трудно! Вот какие дела, Сыргие…
— Действительно, действительно, — хозяин комнаты испытующе посмотрел на пекаря, стараясь понять,
— С ее помощью, — с глубокой искренностью продолжал Кику, — Бабочки… Она заставила действовать Дана Фурникэ, практиканта… Теперь видишь, какая она? А не хотел верить ни ей, ни ему.
— Третьему человеку — тоже! Хотя этот третий и не знаком со сводом законов. Он — просто безграмотный, да, политически безграмотный элемент!
— Что ты хочешь этим сказать? — заинтересованно спросил Кику, оставляя без внимания выпад по его адресу. — Она ведь тебе доверяет, ты сам слышал это! И чтоб заслужить еще большее доверие, сделала все возможное, чтоб освободить Василе. Кто, кто, а я хорошо знаю, как легко заслужить у тебя доверие. Еще со времен тюрьмы. Иди же во двор, проверяй, как наметил… У меня и в самом деле тесто в корытах.
— Доверие… — со вздохом прошептал Волох, оглядывая провисающий над головой брюхатый потолок. — Нам требуется абсолютное доверие. Но откуда оно возьмется, если его расщепили на мелкие осколки и теперь нужно собирать зернышко к зернышку, чтобы тут же снова окутать завесой тайны. Да, да… Очень уж дорого, слишком высокую цену приходится платить за всех этих… втирающихся в доверие! Да! Да! Ты сам обязан был растолковать Лилиане: пока полностью с нею не разберемся, пусть… Теперь уже сигуранце известно о встречах с немцем. Шагу нельзя ступить, чтоб не засекли!
— Больше можешь с нею не разбираться: взяли.
— Как… арестовали? Лилиану? — Он сделал жест рукой, словно хотел что-то удержать в себе… Что, сочувствие? Жалость? Укор самому себе? Медленно перевел взгляд с крохотной, давно погасшей печи на табурет, с которого поднялся, собираясь уходить, Илие, сколоченную из голых досок лежанку, заменявшую кровать, потом выглянул в единственное крохотное окошко комнаты, помещавшееся рядом с дверью и завешенное легкой ситцевой занавеской. Наконец сжал ладонями виски и задумался… "Спасение — только в этой двери. На воздух!"
— Пойдем, — сказал он.
— Что с тобой, Сыргие: не боишься выходить вдвоем? — озабоченно спросил Илие. — Из-за этого я и решил прийти к тебе без предупреждения… только не хотелось сразу ошарашивать.
Они вышли из кельи, затем со двора. Кику внимательно оглядывался по сторонам, проверял, нет ли чего подозрительного.
— Откуда ты узнал о том, что ее арестовали? — никак не мог успокоиться Волох.
— Откуда же — от хозяйки. Этой ночью и подняли с постели.
— В каких ты отношениях с этой женщиной, если она так охотно все тебе рассказывает?
Кику не ответил, однако Волох и не настаивал.
— Очень плохо, что взяли именно ее. Значит, следили за домом. Но откуда узнали адрес? Очень, очень… — протяжно, точно испытывая приступ зубной боли, проговорил Волох. — Могли отыскать прокламации, которые она писала для нас. Говоришь, сегодня ночью? Но почему ночью? Ах,
— О чем ты говоришь, Сыргие? — попробовал возразить Волоху Кику, однако не стал продолжать, только удрученно пожал плечами.
— Подожди, терпение! — не дал оборвать себя Волох. — Пойми наконец, что сейчас они особенно рвут и мечут. Наша армия не стоит на месте, вспомни, что показала операция под Корсунь-Шевченковским. Да, теперь уже гестаповским шпикам не остается времени медленно и тщательно вить свою паутину. И вот еще о чем не забывай: девушка, по-видимому, стала выказывать ему недоверие, быть может, захотела окончательно порвать, после того, что я вовремя ее предостерег. С другой стороны, могут просто набивать ей цену, поднимать авторитет в наших глазах…
— Кому набивать цену? — с ужасом в голосе проговорил Илие.
— Ей, ей! Вашей Бабочке, вот кому! — поспешно ответил Волох. — И не только ей… Теперь она заговорит, заставят! Оставаясь же на свободе, могла воздействовать, влиять на кого-то. Хотя бы на тебя. Но это им не нужно. Пусть лучше выглядит мученицей в наших глазах. А в то же самое время шпики, не без помощи Дана, наложат лапу на "добровольца", вернее, авантюриста Антонюка…
— Ты неправ. Дэнуц и сам мечется, как рыба, выброшенная на берег. И мы его подозреваем, и они. Беспрерывно допрашивают, тянут жилы… Ему самому грозит арест, если вообще не арестовали к этому часу…
— …Поскольку Антонюку, побывавшему у них в лапах и устоявшему на допросах, якобы будет легче пробраться к нам…
— Не смей, Сыргие, поносить Антонюка, не смей! — Кику даже на минуту остановился. — Не смей, понимаешь?
— Я и не думаю клеветать на него. — Волох, идя следом за Илие, легонько подтолкнул. — Шире шаг, мы не на прогулку вышли…
— Вот что я тебе скажу, — сохранив равновесие, Кику так и не тронулся с места. — Антонюка они бросили в подвал, чтоб сожрали крысы, — надеюсь, слышал о таком приеме? Я сам видел его одежду, собственными руками смазывал жиром ранки от укусов… Понимаешь, что это значит?
— Понимаю. И все же его нужно немедленно отстранить, убрать. Оборвать любые связи, чтоб ничего-ничего не знал о наших делах. Если хоть одна подпольная квартира известна ему, от нее нужно срочно отказаться. Он — ловушка, которую они подставляют нам.
— Я полностью доверяю Антонюку, — твердо сказал пекарь.
— Вот как? — нетерпеливо воскликнул Волох. — Именно на твое доверие он и рассчитывает. Плюс ореол героя, каким вы окружили его. В нужное время он и представит информацию своему благодетелю Фурникэ… Как я только что сказал? — попытался припомнить он. — Их ставленник? Хлыщ? Ха-ха! Просто пугало, которым стращают дурней. Ничего более. Но откуда у тебя подозрение, что его могут арестовать? Тоже от хозяйки Лилианы? Признавайся.