Луна над Сохо
Шрифт:
Я записал слово «regentis» к себе в блокнот — и, пока писал, заметил, что Постмартин царапает что-то на листке писчей бумаги, явно думая, будто я этого не вижу. Как только я закрыл блокнот, он снова принялся листать страницы. Нашел другую отметку, и я снова достал блокнот и опять увидел, как он тайком пишет что-то на своем листке. Эти действия повторились еще три раза, после чего Постмартин попросил меня прочесть вслух записанные слова.
— Regentis, pedem, tolleret, loco, hostium, — перечислил я.
Постмартин посмотрел на меня поверх очков.
— Как вы думаете, что это означает?
— Думаю, то, что номера страниц
Постмартин явно огорчился.
— Как вы догадались?
— Я читаю мысли, — ответил я.
Постмартин повернулся к Найтингейлу.
— Правда?
— Нет, — ответил мой наставник. — Он заметил, как вы выписываете номера страниц.
— Вы жестокий человек, констебль Грант, — покачал головой Постмартин. — Несомненно, вы далеко пойдете. Слова, как вы верно поняли, выбираются совершенно произвольно, но если их и номера соответствующих страниц выстроить в единую буквенно-цифровую цепь, то они составят уникальный код, который мы предъявляем нашему почтенному другу, — и вуаля…
На мониторе «Амстрада» появился текст отвратительного зеленого цвета: название, автор, издательство, шифр места в хранилище. И список тех, кто брал эту книгу. Последним в нем значился Джеффри Уиткрофт, которому книга была выдана в июле 1941 года и который ее так и не вернул.
— О, — удивился Постмартин, — Джеффри Уиткрофт? Едва ли я назвал бы его порочным человеком. Совсем не по вашей части, верно, Томас?
— Вы его знаете?
— Знал, — ответил Постмартин. — Он умер в прошлом году, и мы оба были на похоронах. Правда, Томасу пришлось выдать себя за собственного сына, чтобы избежать подозрений.
— Это было два года назад, — поправил Найтингейл.
— Бог мой, неужели? — ахнул Постмартин. — Но народу было не так уж много, насколько я помню.
— Он был практикующим магом? — спросил я.
— Нет, — ответил Найтингейл. — Посох он получил в тридцать девятом году, но не был признан магом первой степени. Поэтому после войны оставил магическую практику и занял должность в колледже Святой Магдалины.
— И не какую-нибудь, а преподавателя теологии, — добавил Постмартин.
— В колледже Святой Магдалины? — переспросил я.
— Именно, — задумчиво протянул Найтингейл.
Но я вспомнил первым.
— В этом колледже учился Джейсон Данлоп.
Найтингейл хотел сразу отправиться в колледж Святой Магдалины, но Постмартин предложил сперва пойти перекусить в «Орле и младенце». Я подумал, что передохнуть в самом деле пора: Найтингейл держался за бок и, по правде говоря, явно валился с ног от усталости. Он согласился прерваться на ланч, но с условием, что мы встретимся в пабе после того, как съездим в колледж. Постмартин предложил мне отправиться вместе с ним, обещая по пути рассказать кое-что важное.
— Ну, если вы считаете это необходимым… — проговорил Найтингейл, не дожидаясь моих возражений.
— Абсолютно, — кивнул Постмартин.
— Ну что ж, — вздохнул Найтингейл, — если, по-вашему, так будет лучше…
Постмартин заверил его, что только так и следует поступить, а затем мы все вместе пошли к машине, где познакомили доктора философии с Тоби. Тот выскочил из машины, сопровождаемый облаком соответствующего запаха. Я настоял на том, чтобы Найтингейл взял «Ягуар» — тогда мы поедем из паба на машине и ему хотя бы не придется идти пешком.
— Так это, значит,
— Не знал, что он у нас знаменитость, — улыбнулся я.
Постмартин повел меня по узкому проходу между домами, сохранившему полную средневековую аутентичность, вплоть до сточной канавы — каменного водоотвода точно посередине.
— По прямому назначению ее давно не используют, — поспешно заверил меня Постмартин.
Здесь было тесно от многочисленных студентов и туристов, пытающихся не попасть под колеса велосипедов. Велосипедисты же, в свою очередь, с веселой непосредственностью порывались сбить и тех и других.
Я спросил Постмартина, какова же его роль в запутанной системе законов (в большинстве своем неписаных), которые составляют Магический кодекс Британии.
— Когда вы с Найтингейлом сдаете отчеты, именно я их читаю, — сказал Постмартин. — По крайней мере ту их часть, которая в моей компетенции.
— Так вы — его наставник? — спросил я.
— Нет, — усмехнулся Постмартин. — Я архивариус. Я отвечаю за документы Самого, а также за бумаги всех других, менее значимых, стоящих на его плечах. [20] Включая вас с Найтингейлом.
20
Исаак Ньютон в письме к Роберту Гуку от 5 февраля 1676 года пишет: «Если я заглянул дальше прочих, то лишь благодаря тому, что стоял на плечах гигантов». Как утверждают историки, Ньютон хотел этим сказать Гуку, что его слава зиждется на достижениях других.
После такого погружения в историю было приятно оказаться на Броуд-стрит. Здесь, по крайней мере, были дома викторианской эпохи и комитет благотворительной организации «Оксфам». [21]
— Нам сюда, — сказал Постмартин.
— Ньютон ведь учился в Кембридже, — сказал я. — Как же его документы попали сюда?
— Видимо, по той же причине, по которой были высланы из Кембриджа его работы по алхимии, — ответил Постмартин. — После смерти старый добрый Исаак стал, конечно, негасимым светочем научной мысли. И в Кембридже отнюдь не хотели усложнять этот образ чертами, принадлежавшими, согласитесь, одной из самых сложных натур в истории.
21
«Оксфам» (Oxfam) — благотворительное международное объединение из 17 организаций, работающих в более чем 90 странах по всему миру. Цель его деятельности — решение проблем бедности и связанной с ней несправедливости во всем мире.
Мы шли по Оксфорду. Архитектура проплывающих мимо строений по-прежнему была в основном тюдоровской, с редкими вкраплениями георгианской пышности. Наконец мы добрались до паба «Орел и младенец» в Сент-Джайлзе.
— Томаса еще нет, — сказал Постмартин, когда мы уселись в «укромном уголке», как он выразился. — Это хорошо. А иные беседы, знаете ли, лучше вести с бокалом шерри в руке.
Каждый с детства помнит неприятные моменты, когда взрослые, пересиливая себя, затевали очень неловкие разговоры о том, что ты либо и так уже знаешь, либо предпочел бы не знать вовсе.