Луна над Сохо

Ааронович Бен

Мисс Гош устремила на меня долгий подозрительный взгляд.

— Вы что, разыгрываете меня? — наконец спросила она.

— Мы тщательно выясняем обстоятельства всех внезапных смертей музыкантов, — ответил я, — но это только подготовительная часть расследования. Все случаи выглядели так, словно музыканты погибли от нервного истощения либо от передозировки алкоголя или наркотиков. Вам не доводилось сталкиваться с чем-то подобным?

— Среди джазменов? — переспросила она. — Шутите? Да мы таких, у которых нет ни одной вредной привычки,

в Союз не принимаем.

Сказав это, она рассмеялась, но увидев, что я не воспринял шутку, сразу посерьезнела.

— Неужели речь идет об убийствах?

— Пока неизвестно, — ответил я. — На данном этапе мы прорабатываем имеющуюся информацию.

— Так сразу я вряд ли кого вспомню, — проговорила она, — но, если вам нужно, завтра смогу просмотреть на эту тему свои документы.

— Вы нам очень поможете, — сказал я, протягивая ей визитку. — Пожалуйста, сделайте это по возможности скорее.

— Конечно, — пообещала она. — А не знаете, почему вон те парни так на вас глазеют?

Обернувшись, я увидел свой добровольный джазовый патруль: они наблюдали за мной, сидя под тентом и потягивая пиво. Макс помахал мне.

— Мисс, лучше не разговаривайте с ним, — крикнул Джеймс, — он же джазовый инспектор!

Я попрощался с мисс Гош, искренне надеясь, что она восприняла мою просьбу достаточно серьезно. Добровольный джазовый патруль, чтобы не быть передо мной в долгу, предложил угостить меня выпивкой.

— Что вы тут делаете? — спросил я.

— Где джаз, там и я, — ответил Джеймс.

— Мы сами должны были играть на этом фестивале, — добавил Дэниел. — Но без Сайреса…

— А пригласить кого-то другого?.. — спросил я.

— Невозможно, это значило бы опустить планку, — сказал Джеймс.

— Которая и так ниже некуда, — вставил Макс. — Ты-то ведь не играешь, верно?

Я покачал головой.

— Жаль, — сказал он. — На следующей неделе мы собирались играть в «Арчез».

— Да, значились в афише вторыми с конца, — добавил Дэниел.

Я спросил, играет ли он на чем-нибудь, кроме синтезатора.

— На гибсоновской электрогитаре, но слабо, — ответил он.

— Как бы ты отнесся к предложению поиграть вместе с человеком, который почти что легенда джаза? — спросил я.

— Как можно быть почти что легендой джаза? — не понял Макс.

— Заткнись, Макс, — сказал Дэниел, — Питер имеет в виду своего отца. Ведь так, Питер?

Повисла пауза. Все знали, что отец больше не играет на саксофоне.

— Он сменил инструмент, верно? — наконец нашелся Дэниел.

— Да, — сказал я, — теперь это клавиши, «Фендер Родс».

— И что, хорошо играет? — спросил Макс.

— Да уж наверняка лучше меня, — сказал Дэниел.

— Чертенок Грант, — проговорил Джеймс. — Круто звучит, а?

— Еще как круто, — отозвался Макс. — Думаешь, он согласится?

— Я его спрошу, — пообещал я. — А почему бы и нет, в самом деле?

— Спасибо тебе, — сказал Дэниел.

— Не стоит благодарности, приятель, — ответил

я. — Я просто делаю свое дело.

Джазовая полиция спешит на помощь. Если только папа согласится — а он, скорее всего, это сделает. Клуб «Арчез» от нашего дома через дорогу, так что с тем, чтобы добраться, проблем не возникнет. Я подумал: пусть мама займется организацией репетиций, ей это наверняка будет приятно.

Я согласился задать отцу этот вопрос — и только после этого осознал, что вообще ни разу в жизни не слышал, как он играет перед публикой. Добровольный джазовый патруль так обрадовался, что Джеймс немедленно отправился за пинтой пива для меня. Вообще-то даже за несколькими пинтами, но я был за рулем и ограничился одной. И правильно сделал: минут через десять позвонила сержант Стефанопулос.

— Мы тут перерыли квартиру Данлопа и кое-что нашли, — сказала она. — Я хочу, чтобы вы на это взглянули.

— Буду через полчаса, — сказал я.

Джейсон Данлоп проживал в полуподвальной квартире в доме на Барнсбери-роуд, построенном в начале викторианской эпохи, а позже отреставрированном. В прежние времена помещения для слуг были бы полностью подвальными, но люди викторианской эпохи жаждали улучшать жилищные условия ближних своих, а посему решили, что даже низшие слои общества достойны того, чтобы видеть хотя бы ноги своих господ. Так появился цокольный этаж. Возможность проникновения дневного света помогала экономить свечи — а пенс, как известно, шиллинг бережет. Внутри стены были выкрашены в стандартный белый цвет. Абсолютно голые — ни фотографий в рамках, ни репродукций Мане и Климта, ни картинки с собачками, режущимися в покер. Кухонная мебель была недорогая, но совершенно новая. Я чувствовал, что эту квартиру купили именно с тем, чтобы сдавать, причем недавно. Судя по полураспакованному чемодану в коридоре, Джейсон Данлоп вряд ли успел прожить здесь долго.

— Трудный развод, — пояснила сержант Стефанопулос, показывая мне, что где.

— У супруги есть алиби?

— Вроде того, — хмуро сказала сержант.

Вот радость-то, когда бывшие родственники становятся подозреваемым и жертвой. Хорошо, что я не участвую в расследовании.

Спальня в квартире была только одна. В углу стояла пара мужских чемоданов, на их поднятых крышках белела дактилоскопическая пудра. Стефанопулос подвела меня к пачке книг, аккуратно сложенных на кусок полиэтилена возле кровати.

— С ними уже работали? — спросил я.

Стефанопулос кивнула, но я все равно натянул перчатки.

С вещдоками всегда лучше работать в перчатках, и сержант одобрительно хмыкнула. Я взял в руки верхнюю книгу. Это было старое, еще довоенное издание, аккуратно обернутое временной обложкой из пергамента. Развернув ее, я прочитал название: «Philosophiae Principia Artes Magicis», автор Исаак Ньютон. Точно такое же издание лежало на моем собственном столе рядом с толстенным латинским словарем.