Луна над Сохо
Шрифт:
Я бы пропустил эту фотографию, но на ней мелькнуло что-то смутно знакомое, и я решил взглянуть еще раз.
Трудно сказать, где это снимали — возможно, на площадке, где разгружались машины скорой. Мимо камеры вели группу женщин, все они были закутаны в шерстяные пледы. Кроме одной, и она смотрела прямо в камеру. Ее лицо не выражало ничего, кроме шока. И я узнал это лицо, так как видел его в гримерке клуба «Мистериозо» в тот вечер, когда погиб Микки-Костяшка.
Она назвалась Пегги. Но вот настоящее ли это имя?
ДЫМ ЗАСТИЛАЕТ ГЛАЗА [39]
Зал «Парижского кафе» находился в двадцати футах под землей.
39
«Дым застилает глаза» («Smoke Gets in Your Eyes») — строка из одноименной песни на музыку Джерома Керна.
Но нигде ни слова о таинственной Пегги, которой (если это, конечно, она) должно быть сейчас лет девяносто. Год назад я не поверил бы, что такое возможно, но теперь у меня есть начальник, который родился на заре двадцатого века. И он далеко не самый старший из всех, с кем мне довелось познакомиться. Вот Оксли в Средние века был монахом, а его отец вообще появился на свет в первом веке нашей эры, во времена основания Лондона.
«Справочник полицейского следователя» авторства Блэкстона предписывает в ходе расследования опираться на три главных принципа: ничему не доверять, ничего не пропускать, все проверять. Однако расследование с чего-то все же нужно начать, и я решил начать с Пегги.
Архив представлял собой помещение с белеными стенами, рядами шкафчиков, двумя кофемашинами и автоматом для продажи еды — из тех, в которых обычно бывают шоколадные батончики и безвкусные сэндвичи. Взяв кофе и «Марс», я позвонил в Национальную компьютерную сеть полиции и попросил пробить следующую информацию: имя — Пегги, пол — женский, цвет кожи — белый, тип — европеоидный, возраст от восемнадцати до двадцати пяти. Девушка-оператор на том конце от души посмеялась, а потом сказала, что даже не будет пугать меня астрономическим числом досье, найденных по таким приметам. Тогда я попросил сделать выборку только по Сохо и сдвинуть временные рамки с нынешнего года на сорок первый. К чести девушки, она не стала спрашивать, зачем это нужно.
— Это было слишком давно, и у нас мало данных, — произнесла она. Выговор у нее был ливерпульский, [40] и в результате фраза приобрела отчетливую обвинительную интонацию. Просматривая файлы, девушка напевала себе под нос какой-то хит девяностых. — Здесь много досье по вашему запросу, — сказала она наконец. — В основном проституция и распространение наркотиков.
То есть ничего из ряда вон. Я попросил девушку переслать список досье
40
Ливерпульский акцент отличается быстрой, очень акцентированной манерой речи, с диапазоном роста и падения тона, нетипичным для большинства диалектов северной Англии.
Пегги была в «Мистериозо» в тот вечер, когда погиб Микки-Костяшка. Она упоминала о Черри (или Шери), той самой шикарной и аристократичной подружке Микки, о ней же говорила и его сестра. В прежние времена мне пришлось бы тащиться обратно в Чим, чтобы показать Марте фото Пегги, но теперь можно было попросту отправить его MMS-сообщением.
Я откадрировал ту фотографию сорок первого года так, чтобы осталось только лицо, и отправил ей.
— Вроде похожа, — сказала Марта, когда я перезвонил.
На заднем плане раздавались голоса и музыка, приглушенные плотно прикрытой дверью. В доме все еще продолжались поминки по Микки.
— Вы случайно не знаете, где Шери живет? — спросил я.
— Где-то в городе, а где именно, не знаю, — отозвалась Марта.
Я спросил, нет ли у нее фотографий Шери. Она пообещала поискать и прислать мне, если найдет. Я поблагодарил и спросил, как она.
— Держусь, — прозвучало в ответ.
Я посоветовал продолжать в том же духе — а что еще можно сказать в такой ситуации?
С помощью магии современной науки я скопировал остальные фото на флэшку, которую заранее протестировал с помощью науки современной магии и обнаружил, что она не ломается от заклинаний. Насколько я понимал, использование магии в непосредственной близости от электроприборов портит их только в том случае, если именно в этот момент они подключены к электропитанию. Но меня по-прежнему напрягало отсутствие какой бы то ни было теории о принципе действия магии. Скептический голосок логики у меня в голове намекал, что всякая рабочая концепция подобного характера должна хотя бы отчасти основываться на квантовой физике — то есть на области точных наук, которая выносила мне мозг еще со школы.
Я попросил библиотекаршу сделать мне копии оперативной сводки и прочих документов, касающихся бомбардировки «Парижского кафе». Потом от души поблагодарил ее и направился к своей машине.
Вернувшись в «Безумие», я застал в холле доктора Валида — он что-то говорил Молли.
— Хорошо, что вы вернулись, Питер, — сказал он. — Выпьем по чашечке чаю?
Молли развернулась и, бросив на меня укоризненный взгляд, заскользила по направлению к кухне. А я последовал за доктором Валидом в холл, под восточный балкон — там стояло несколько мягких кресел в красной обивке и журнальных столиков красного дерева. У доктора, как я заметил, была при себе медицинская сумка — современный чемоданчик из пуленепробиваемого пластика, обтянутый темно-красной кожей. Единственной традиционной деталью был намотанный на ручку стетоскоп.
Меня беспокоит, что Томас слишком активно влился в работу, — сказал доктор.
— С ним что-то не так?
— Он где-то подхватил вирусную инфекцию, и теперь у него поднялась температура.
— За завтраком он нормально себя чувствовал, — удивился я.
— Да он хоть при смерти будет, все равно никому не скажет, — покачал головой доктор. — Нужно, чтобы несколько дней его никто не беспокоил. Ему прострелили грудь, Питер, а это повлекло повреждение таких тканей, которые полностью никогда уже не восстановятся. А это, в свою очередь, делает его уязвимым для респираторных инфекций, вот как сейчас. Я выписал ему курс противовирусных препаратов — очень надеюсь, Молли проследит, чтобы он их вовремя принимал.