Луна над Сохо

Ааронович Бен

— Может, в восьмидесятых?

— Я понял, вы решили подшутить надо мной, — помолчав, проговорил он. Мне показалось, что молчал он как-то слишком уж долго.

— Ну, возможно, это была не она, а ее мама, — предположил я, — а Пегги просто на нее похожа?

— Увы, восьмидесятые я провел за рубежом, как и семидесятые. Впрочем, была одна девочка, танцевала в какой-то постановке с веерами в театре «Мельница». Но это было в шестьдесят втором — рановато даже для мамы Пегги.

— Почему вы уехали из Англии?

— Не по своей воле, — сказал он, — но здесь в то время была полнейшая дыра.

— Однако вы вернулись.

— Да.

Соскучился, знаете ли, по заливному угрю.

Я ему не поверил.

И решил, что больше ничего полезного в этот раз все равно не добьюсь. Но мысленно сделал пометку пробить его досье по базе сразу же, как только доберусь до техкаморки. Проходя мимо Бесшеего Тони, я покровительственно похлопал его по плечу.

— Ты просто ходячее сокровище, приятель.

Он буркнул что-то мне вслед. Меня порадовало, что контакт у нас в итоге установился.

Итак, Пегги либо поразительно похожа на собственную бабушку, либо живет тут с 1941 года и питается жизненной энергией джазменов. На данный момент единственная моя встреча с ней состоялась в Сохо, и все упоминания о ней также касались этого района. Вот с него и следует начать. Еще надо определить круг ее знакомых и пообщаться с ними. Особенно с Черри (или Шери) — подружкой Микки-Костяшки. Вот на этой стадии расследования нормальные следователи идут к начальнику своего отдела и просят у него людей для обхода и допроса свидетелей. Но наш отдел для этих целей располагал только мной. И я приступил к делу — принялся прочесывать Комптон-стрит.

Ее не опознали по фото ни во «Вкусе к жизни», ни в «Трактире Эда», ни в других едальнях в восточном конце улицы. Одна билетерша в клубе «GAY», взглянув на фото, сказала, что лицо вроде знакомое — но и только. Продавщица в мини-маркете вспомнила, что Пегги заходила к ней как-то раз за сигаретами. В «Адмирале Дункане» я получил пару приглашений на ужин и совсем никакой полезной информации. Зато в «Лифчиках для хулиганок» ее вспомнили — и обозвали «фифой, которая частенько здесь бывает, долго разглядывает товар и всякий раз воротит нос». Я как раз подумал, что стоит показать ее фото и в «Чулочке» тоже, как вдруг какая-то сумасшедшая пулей вылетела из «Кондитерской Валери» и заорала на всю улицу мое имя.

Это была Симона. Она бежала по тротуару, лавируя между изумленными прохожими и поскальзываясь на высоких каблуках. На ней были тертые узкие джинсы и темно-красная кофточка, неплотно запахнутая. Под кофточкой она была голая, если не считать лилового кружевного бюстгальтера — с застежкой спереди, как я сразу заметил. Она кричала и махала мне рукой. На щеке у нее белело пятнышко крема.

Как только она поняла, что я ее заметил, то сразу же умолкла и стыдливо застегнула кофточку.

— Привет, Питер, — улыбнулась она, когда я подошел. — Вот так встреча!

Она коснулась ладонью своей щеки. Нахмурилась, обнаружив там крем, и попыталась стереть его краешком рукава. Потом обвила руками мою шею, заставляя склониться к ее губам.

— Ты, наверное, думаешь, что я совсем сошла с ума, — сказала она, когда поцелуй закончился.

— И прелестна в своем безумии, — добавил я.

Притянув мою голову ниже, Симона шепотом спросила, свободен ли я сегодня после ланча.

— Ты меня вчера на весь день оставил одну, — шептала она, — и теперь должен мне по меньшей мере полдня интимных наказаний.

Поскольку альтернативой данному

занятию все еще оставался обход возможных знакомых Пегги, я пришел к выводу, что это не так уж и срочно. Симона рассмеялась, взяла меня под руку, и мы с ней пошли по улице. Проходя мимо «Кондитерской Валери», я помахал рукой официанткам.

— А как же твой счет?

— О, не беспокойся, — улыбнулась Симона, — у меня здесь кредит.

Под вечер пошел дождь. Проснувшись в гигантской кровати Симоны, я обнаружил, что комнату затопил белесый свет, а по стеклу барабанят крупные капли. Симона уютно свернулась рядом, щекой на моем плече, по-хозяйски закинув руку мне на грудь. Осторожно повернувшись и высвободив руку, я взглянул на часы. Было два с чем-то. Ладонь Симоны сжалась на моей груди, а глаза открылись. Бросив на меня лукавый взгляд, она принялась целовать меня в шею. Я решил, что для обхода свидетелей на улице сейчас слишком сыро и что восполнить пробел в работе можно вечером, в «Безумии», вводя в базу ту самую гору данных. Скорректировав таким образом свой рабочий график, я перевернул Симону на спину и стал проверять, насколько сильно смогу ее возбудить без помощи рук. Когда я нашел губами ее сосок, она вздохнула — по правде говоря, это был несколько не тот эффект, на который я рассчитывал, — и нежно погладила меня по голове.

— Иди ко мне, — сказала Симона, притягивая меня к себе за плечи и разводя ноги.

Я скользнул в нее сразу же, без малейших усилий. Почувствовав меня внутри, Симона сжала мышцы и посмотрела на меня с довольной улыбкой.

Я дернул бедрами.

— Подожди, — прошептала она.

— Не могу, это рефлекс.

— Ну, сделай над собой усилие, — улыбнулась она снова, — поверь, оно того стоит.

И мы лежали, не двигаясь, слившись воедино. Вдруг я почувствовал странную дрожь в груди и животе — и только потом понял, что это Симона напевает какую-то мелодию, не разжимая губ и напрягая диафрагму — или что там еще напрягают профессиональные певицы. Что это была за мелодия, я разобрать не мог, но она почему-то напомнила о прокуренных кафе и дамах в шерстяных пальто и шляпках-таблетках.

— Мне ни с кем не было так хорошо, как с тобой, — проговорила Симона.

— А я думал, я у тебя первый.

— Я имею в виду, гипотетически, — поправилась она. — Если бы у меня были другие мужчины, ни с кем из них мне бы не было так хорошо, как с тобой.

Я снова дернулся, и на этот раз Симона двинула бедрами мне навстречу.

Потом мы опять дремали, вспотевшие и счастливые, в объятьях друг друга. Я бы мог так лежать вечно, но пришлось вылезти из постели из-за переполненного мочевого пузыря — и мерзкого чувства, что дела, важные дела, все еще ждут меня.

Симона, абсолютно обнаженная, лежала на кровати, соблазнительно раскинувшись, и, намеренно полуприкрыв глаза, наблюдала, как я одеваюсь.

— Возвращайся в кровать, — мурлыкнула она, как бы невзначай обводя пальцем сначала один напряженный сосок, потом другой.

— Боюсь, что могучей армии закона и порядка, которую представляет собой полиция Лондона, нельзя расслабляться, — сказал я.

— А я и не хочу, чтобы могучая армия расслаблялась, — возразила Симона. — Напротив, я бы хотела, чтобы ее контингент проявлял ко мне особую бдительность. Я плохая девочка и должна быть привлечена к ответственности за свои действия.