Луна жестко стелет
Шрифт:
Я сказал:
– Майк, я очень тебя прошу, дай мне капсулу. Я ее встречу в гермоскафе на подходе к Западному вокзалу, поскольку на самом вокзале, как ты знаешь, не до того.
– Окей, – он сказал. – Твоя шея, не моя. Через тринадцать минут. Дотащу тебя до огневой позиции «Джордж», но не дальше.
Весьма любезно с его стороны. Добрался туда и по-новой схватился за телефон. Финн почти повсюду дозвонился, либо разыскал подчиненных, либо назначил добровольцев и объяснил, как наделать шухера десантным бортам.
– Адам, как считаете, не послать ли бригаду на вертокате, чтобы попыталась восстановить ретранслятор БЛ?
– Вы говорите не с гаспадином Селеной, – ответил Майк незнакомым голосом. – Вы говорите с одним из его помощников. Адам Селена находился в Нижнем Черчилле, когда там произошла общая разгерметизация. По предварительным данным, Адам Селена погиб.
– Чтоо?
– Глубоко сожалею, гаспадин.
– Не вешайте трубку!
Я турнул пару буровиков и девчонку, что были в помещении, по-новой присел к телефону, опустил заслонку и тихо сказал:
– Майк, разговор без посторонних. Ты чего это выдумал?!
– Ман, – ответил он негромко, – подумай сам. В один прекрасный день Адаму Селене всё равно отваливать. Он свое дело сделал и, как ты сам отметил, уже мало что значит в правительстве. Мы с профессором говорили на эту тему. Весь вопрос сводился к выбору момента. Ты в состоянии представить себе лучшую последнюю услугу Адама, чем гибель во время этого вторжения? Так он станет национальным героем… а такие герои нужны нации. Сказано, «по предварительным данным», и пусть так будет до разговора с профессором. Если ему всё еще нужен «Адам Селена», может оказаться, что он отсиделся в частной гермозоне и спасся.
– Нуу, окей, пусть пока так. Что касаемо меня, я всю дорогу предпочитал тебя как «Майка».
– Я знаю, Ман, мой первый и самый лучший друг. Я тоже. Поскольку я и есть Майк, а «Адам» – это один свист.
– Хай так. Но, Майк, если проф погиб в Гонконге, мне жутко понадобится подмога «Адама».
– Ну так заморозим его, а если понадобится, разморозим. Подумаешь, параша высокопарная! Ман, а когда всё это кончится, у тебя найдется время по-новой заняться насчет юмора?
– Найдется, Майк. Железно.
– Спасибо, Ман. Все эти дни ты и Ваечка так и не нашли время побыть со мной. А профессор приставал с разговорами насчет вовсе не смешных вещей. Я буду рад, когда эта война кончится.
– Майк, мы победим?
Он выдал хихикс.
– Давненько ты меня об этом не спрашивал. Вот тебе свежайший прогнозик, я его прикинул, как началось вторжение. Держись, чтоб не упасть: наши шансы сейчас – один к одному.
– Великий Боже!
– Так что лезь наверх и полюбуйся на потеху.
Но стой не ближе, чем в ста метрах от пушки. Кто
Двадцать одна минута осталась.
Так далеко я отойти не мог, поскольку держался при телефоне, а у него был шнур короткий. Я воткнул телефон в параллель с вертушкой командира орудия, высмотрел тенечек за глыбой и пристроился там. Солнце стояло высоко на западе и так близко к Терре, что разглядеть ее можно было только сквозь солнцезащитный козырек. Она была еще даже не полумесяцем. В новоземлие она сероватая и вроде как мерещится. Поскольку атмосфера слабо светится отраженным лунным светом.
Проследил, чтобы шлем оказался целиком в тени.
– Центр управления, говорит О'Келли Дэвис, нахожусь на огневой позиции «Джордж». То есть, вблизи, примерно в ста метрах.
Вряд ли Майк дознается, какая у меня длина шнура, за километры-то проводов.
– Центр управления на проводе, – ответил Майк, спора не завел. – Уведомлю об этом ГШ.
– Благодарю, центр управления. Запросите ГШ, где сейчас находится член конгресса Вайоминг Дэвис.
Это поскольку я тревожился за Ваечку и за всю семью.
– Есть запросить, – Майк выждал время для понта и сказал: – ГШ сообщает: гаспажа Вайоминг Дэвис руководит оказанием первой помощи в Старом куполе.
– Благодарю.
Даже в груди полегчало. Не то чтобы я любил Ваечку больше всех остальных, но ведь она же у меня совсем недавно. И всей Луне нужна.
– К захвату цели! – Майк аж запел. – Всем орудиям! Ориентировочно угол места – восемь семь ноль, азимут – один девять три ноль, дальность – тысяча триста кэмэ от поверхности. Доложить захват цели простым шаром!
Я лег навзничь, коленки подтянул, чтобы из тени не вылезли, и уставился на указанную часть неба – чуть к югу от зенита. Поскольку солнце на шлем не светило, можно было разглядеть звезды, но внутришлемную секцию бинокля никак было не пристроить в ту сторону. Пришлось развернуться и приподняться на правом локте.
Ни фига не видно было… А! Постой! Вон звезда, причем диск видно, а никаких планет в том месте быть не должно! Приметил другую звезду поблизости, засек взаимное расположение и жду.
Точно! Он самый! Всё ярче делается и маленько к северу смещается. Э! Никак этот гад задумал посадку, причем к нам на головы!
Но тысяча триста кэмэ – путь долгий даже на предельной скорости. Я успел сообразить, что не может он сесть к нам на головы прямо с нисходящей ветви эллипса, его дальше вокруг Луны занесет. Если только он сходу траекторию не переменил. Но Майк насчет перемены молчал. Вперед я хотел сам спросить, а потом подумал: «Ни к чему. Пускай Майчиков сыночек сам покажет, чему научился, не будем отвлекать лишними вопросами».