Лунин атакует "Тирпиц"
Шрифт:
10.47. Торпеды прошли с левого борта в расстоянии 1/2 каб.
17.17. По пеленгу 210° в расстоянии 30 каб. на высоте 200 м самолет «Ю-88». Срочное погружение. Задраен рубочный люк. Открыта вахта ШП. Пущена главная осушительная помпа для дифферентовки.
17.38. Лодка удифферентована. Глубина 20 м, остановлена главная осушительная помпа.
Четверг, 9 июля
00.45. Пришли в главную базу. Пришвартовались к пирсу № 1.
(Примечание. Из вахтенного журнала выбраны те записи, которые характеризуют внешнюю обстановку и состояние лодки, показывают действия экипажа в ответственные моменты похода — К. С.)
«Нам очень
[148]
К нам в VII отсек пришел комиссар лодки Лысов и сообщил: "Идет немецкая подводная лодка!" По боевой готовности № 1 в отсеке находились, кроме меня, командир отделения торпедистов старшина 2 статьи Николай Фадеев и торпедист старший краснофлотец Иван Жуков.
Я сразу принял решение — подготовить к выстрелу и законсервированную ранее торпеду в ТА № 8 и приказал открыть запирающий клапан торпеды, что быстро и четко выполнил Фадеев. Иван Жуков подготовил к выстрелу ТА № 7, 9 и 10. Чтобы воздух из торпеды в ТА № 8 не скапливался в торпедном аппарате и не демаскировал лодку при открытии передней крышки ТА, я приказал открыть клапан вентиляции в отсек.
Таким образом, все четыре торпедных аппарата были подготовлены к выстрелу. Я стал у переговорной трубы и ждал команды.
В переговорной трубе мне были слышны голоса командира и старпома. Поэтому я был в курсе той сложной обстановки, которая все время менялась. Вскоре обстановка прояснилась. Вместо ПЛ показался эсминец, а затем появились дымы и мачты больших кораблей — ЛК "Тирпиц" и ЛК "Шеер" в охранении 8 ММ.
Я объяснил обстановку своим подчиненным и приказал им быть во всем особо внимательными, так как идет не лодка, а ЛК "Тирпиц" под охраной многих миноносцев.
Ради нанесения мощного торпедного удара ниже броневого пояса линкора я дважды просил разрешения командира изменить установку прибора глубины в торпедах с 2 м на большую, но "добро" не было получено, так как командир в разговор не вступал, боясь, что мы не уложимся в срок и сорвем атаку. Очень жаль, что не удалась атака носовыми торпедными аппаратами, в которых находились торпеды с углублением 5 м и усиленными боевыми зарядами, эквивалент фугасности которых был почти в 1,8 раза больше, чем у кормовых торпед.
[149]
Я слышу, как командир, видимо, подняв перископ и приглядевшись, воскликнул: "Старпом, на нока-реях подняты сигналы. Готовится какой-то маневр! Вдруг они отвернут от нас? Тогда все пропало, мы не атакуем!"
Через несколько секунд у командира вырвался из груди радостный крик: "Они повернули на нас. Все расчеты наши летят к черту, мы скоро будем в чертовом пекле!"
Маневр эскадры помог нам скрытно прорвать охранение, так как акустики эсминцев нас не обнаружили, им мешали собственные шумы, создаваемые механизмами и гребными винтами при большой скорости в пределах 27-30 узлов, которую они развили, чтобы удержать свое место в ордере на циркуляции на заданных углах охранения. Ведь ЛК "Тирпиц" шел со скоростью 22 узла. И мы оказались внутри охранения на угле встречи 10°, так как эскадра шла курсом 350° на перехват конвоя РQ-17, как потом выяснилось, прошедшего меридиан Норд-Кап.
После поворота эскадры она и наша лодка оказались на контркурсах, то есть шли друг другу навстречу. Из слов, донесшихся до меня, я понял, что стрельба носовыми торпедами стала невозможной — мал угол встречи и мала проекция длины цели. Вероятность накрытия торпедами цели была ничтожной. Поэтому командир был вынужден отвернуть вправо и атаковать "Тирпиц" на отходе из кормовых торпедных аппаратов.
Прислушиваясь у раструба переговорной трубы ко всему происходящему по ходу атаки, я выбрал удачный момент и скомандовал: "Уравнять давление в ТА № 8!", а через некоторое время — "Открыть переднюю крышку ТА № 8!" Все это было выполнено как раз вовремя, поскольку почти сразу же последовала команда командира "Товсь!" и затем "Пли!"
Я тут же начал выпускать торпеды рукоятками стрельбового щитка, отсчитывая по секундомеру интервалы по 4 секунды.
Все торпеды вышли из аппаратов без каких-либо отказов, о чем было доложено по переговорной тру-
[150]
бе в ЦП и боевую рубку. Когда услышали взрывы и грохот,
Июнь 1942 года. Командир торпедной группы ПЛ «К-21» лейтенант Василий Терехов и торпедист Иван Жуков на тренировке у торпедного аппарата. Именно они выпускали торпеды по линкору «Тирпиц»
Конечно, весь личный состав был очень рад и горд боевым успехом. С тех пор пришлось много раз рассказывать об этой атаке по радио и телевидению г. Горького (теперь — Нижний Новгород). И я всегда и везде подчеркивал, что успех в этой атаке принадлежит всему экипажу и в первую очередь нашему командиру Герою Советского Союза Николаю Александровичу Лунину — мастеру торпедных атак».
[151]
Четверг, 9 июля
00.45. Пришвартовались к пирсу № 1.
02.00. Прибыли командир, военком и начальник штаба бригады для поздравления.
02.55. Отбыли поздравлявшие и командир ПЛ с военкомом.
04.26. Команда ушла на базу.
Итак, поход закончился большим успехом, но был очень тяжелым для личного состава и, конечно, очень опасным. Побывав в бане и как следует попарившись, команда отдохнула пару суток и начала подготовку к следующему походу. Командир, военком, командиры боевых частей, подготовив отчеты, также включились в эту работу. Особое внимание было уделено минно-сбрасывающему устройству. Ранее упоминалось, что конструкция минно-сбрасывающего устройства (МСУ) вызывала у конструкторов ряд сомнений в его надежности и испытания его не были закончены до сдачи лодок военно-морскому флоту. Началась война, лодки «катюши» в количестве 6 единиц перешли на Север, воевали, ставили мины, а МСУ формально не было сдано флоту.
К этому времени (июль 1942 года) «катюшами» было совершено 12 минных постановок. Была выставлена 41 минная банка, всего 220 мин. Имели место только 3 случая возвращения лодок с позиции с невыставленной частью мин из-за неисправной работы или отказа минно-сбрасывающего устройства: 2 раза «К-1» (6 и 7 мин) и 1 раз «К-2» (7 мин). Такая относительно высокая успешность минных постановок объясняется не только довольно удачной конструкцией МСУ, но и тем, что личный состав БЧ-III «катюш» достаточно хорошо изучил ее, определил и частично устранил слабые звенья, научился хорошо регулировать весьма сложную кинематическую схему. Эта работа была проведена под руководством дивизионного минера капитан-лейтенанта Григория Барбашова. Но одно слабое место МСУ
[152]
выявилось только в плавании: устройство боялось ударов лодки о грунт!
Находясь в самой нижней, килевой части корпуса лодки, МСУ очень чутко реагировало на деформации корпуса. Больших размеров комингсы минно-сбрасывающих люков, длинные рельсы и конструкции, ограничивающие перемещение мин по цистерне, даже при относительно небольших деформациях корпуса, перекашивались, исчезали зазоры между минами и ограничителями, начиналось заедание мин. Или, наоборот, возникали зазоры между нижними люками и их комингсами. Не выдерживали усилий на преодоление сил трения цепи Галля, срезались пальцы и т. д.
Для рассмотрения всех претензий к МСУ и решения вопроса о его окончательной приемке и обеспечении надежной работы в Полярное прибыл главный конструктор и строитель ПЛ XIV серии («катюш») Михаил Алексеевич Рудницкий. Во вторник, 14 июля, на «К-21» завели пластырь на нижние люки минно-балластной цистерны и лодка пошла в Пала-губу. Там обнаружилось, что по дороге пластырь сорвало и его завели вновь, после чего начали осмотр и дефектацию МСУ.
Дефектация, ремонт, регулировка и опробование МСУ длились до 4 августа включительно. Лодка вернулась из Пала-губы в Полярное 28 июля, здесь загрузили болванки мин и сбрасывали их в воду прямо у пирса. Сбрасывание болванок проводилось трижды, затем выяснилось, что болванки по весу легче боевых мин. Пришлось снова их загружать и регулировать МСУ. Минеры трудились чуть ли не круглосуточно, поскольку одновременно загружались торпеды в носовые и кормовые ТА, а также запасные торпеды.