Лунная радуга. Этажи(Повести)
Шрифт:
— Поговори с Еленой Николаевной, — предложил Стас. — Она знает, как это делается.
— Фильм послезавтра принимает Главк, — сказала Валя. — Потом его можно будет показать во ВГИКе.
— Я поговорю с Еленой Николаевной, — согласился я. — Не знаю, что из этого получится, но обязательно поговорю…
— Спасибо, — сказала Валя.
Я проводил их до машины. Заурчал мотор. Стас кинул:
— Звони, старик. Не зазнавайся.
Красные огоньки, покачиваясь, уплывали в ночь…
Я не сердился на Стаса.
Глава седьмая
НАЗОВИ МНЕ СТОЛИЦУ ФИНЛЯНДИИ
Люди ждали автобус. А снег падал. И пока я возился с плакатом, пытаясь прикрепить его на дверях — доски были мерзлые и кнопки гнулись, — люди стали совсем белыми.
Продрогшая Ксеня, постукивая ботинком о ботинок, топталась на одном месте. Под мышкой она держала рулон с такими же плакатами, на которых были напечатаны биография кандидата в депутаты и его фотография.
— Сегодня обойдем двадцать квартир, — сказал я.
— Не говори «гоп», пока не перепрыгнешь…
Она была злая. Я спросил:
— Что-то ты без энтузиазма относишься к общественным поручениям?
— Я в прошлом году агитатором работала. Я знаю, что такое двадцать квартир…
Мы пришли в дом.
— Начнем сверху, — сказала она. — Сверху удобней.
— Я бы этого не сказал, — возразил я. — Начнем снизу. Все нормальные агитаторы начинают снизу.
— Бросим жребий, — сказала она.
— Будь по-твоему, — сказал я.
На самой верхней площадке дверь нам открыл старичок, невысокий, седенький.
— Здравствуйте, — говорю я.
— Здравствуйте, — отвечает старик.
— Мы агитаторы, — говорит Ксеня. — Разрешите войти…
Короткий коридор упирается в комнату. Старомодная кровать. Высокий шкаф. Круглый стол. На нем — тарелки и стаканы. На диване, распахнув веером мехи, лежит гармонь.
— Иванов Федор Иванович, — читает Ксеня. — Год рождения тысяча восемьсот девяносто пятый. Все правильно?
— Правильно… Буква в букву, — говорит старик.
— Иванова Авдотья Поликарповна. Год рождения…
— Нет такой, — говорит старик.
— Как нет? — удивляется Ксеня. — Нам в жилотделе список дали.
— Список — одно, дочка… Жизнь — другое… В списке Авдотья, может, и есть. А в жизни нет… Схоронил на прошлой неделе… — спокойно растолковал старик.
И Ксене и мне стало как-то не по себе. У человека такое горе. И утешать глупо. И вообще…
— Вам, наверное, не до агитации, — говорит Ксеня. — Может, я лучше посуду вымою…
— Я все делаю сам, — говорит Федор Иванович.
— Я вымою, — сказала Ксеня и решительно сняла пальто.
— Раздевайся и ты… — сказал мне Федор Иванович. — Чайку попьем.
— Я разденусь… Но чай пить не буду.
Пока я снимал пальто, Ксеня унесла
— За кого голосовать будем?
— За Козлова Мартына Леонидовича, — ответил я.
— Расскажи о нем.
— Козлов Мартын Леонидович родился в 1914 году в деревне Чернушки…
— Эти сведения я и в плакате прочту, — прервал старик. — А своими словами. По-русски…
— Своими словами… Моральный кодекс читали? Вот это и есть Козлов…
— Парень ты на вид живой, а язык у тебя суконный… Вот ты агитировать пришел. Знаешь, как мы в двадцатые годы за Советскую власть агитировали? Я кандидатов в депутаты лучше самого себя знал. А ты талдычишь мне: моральный кодекс, деревня Чернушки…
— В двадцатые годы все малограмотные были. К печатному слову невосприимчивые. А сейчас народ грамотный. Для того и плакаты с биографиями существуют. Не верите, голосуйте против. Ваше право.
— У, крапива! Отшлепать бы тебя по мягкому месту. Кажется, это единственное, чего не хватает нашей молодежи.
— Если за дело, пожалуйста…
— Не психуй. Шучу… Ты нравишься мне. Эх! Я в тебе, если хочешь знать, свою молодость увидел. Мы в двадцатые годы тоже горячими были. Только одежка у нас была похуже, чем на вашем брате.
— Вы какой-то непоследовательный.
Старик положил руки на спинку стула и задумчиво произнес:
— Непоследовательный. Жизнь — она как погода. И солнечно и слякотно. Сегодня ты на коне, а завтра задом в лужу шлепнешься. Для тебя это пока все теория. А я всякое на своем веку видывал. И скажу тебе — счастливое ваше поколение… Я целыми днями по городу хожу. Не потому, что врачи прописывают… Вашим братом любуюсь. И будто года сбрасываю. Когда видишь приятное, молодеешь. Ты это потом поймешь…
— Не надо нас перехваливать. Мы тоже разные…
— Разные… Но наши.
— Наши.
— Это и хорошо.
Ксеня вытирала посуду полотенцем. Потом она повесила его на веревку, протянутую под потолком кухни.
— Все. Тарелки как новенькие, — сказала она, входя в комнату.
— Спасибо, — сказал Федор Иванович. — Спасибо… Приходите ко мне. Поспорим, чайку попьем. Придете?
— Обязательно, — обещали мы.
…Пока обошли все квартиры, настала ночь.
— Я валюсь с ног, — сказала Ксеня.
— Давай я тебя понесу, — пошутил я.
Споро шел снег. Ксеня была белая, как снегурочка. Я взял ее под руку. Она сказала:
— Завтра добьем список.
— У тебя завтра школа, — возразил я.
— Не пойду.
— Почему?
— Надоело, — просто ответила она.
— В каком ты классе?
— В восьмом.
— Двоек много?
— Тройки, четверки…
— Ясно. Тройки по математике. Четверки по истории, географии.
— Мы географию не учим.
— Чегой-то?