Лунное дитя

Кроули Алистер

— Что верно, то верно, — согласился Боулинг. — Нам нужно было с самого начала поддержать Абдул-Гамида.

Самые тонкие из англичан, по сути, кровные братья мусульман, но опять-таки тоже лишь самых тонких. Их отличают смелость, гордость, чувство справедливости и любовь к свободе. Надо было на веки вечные заключать союз с мусульманами против индусов, этих рабских душенок, и против так называемых христиан, давно утративших дух паладинов, тамплиеров и рыцарей Круглого Стола. Кто такие теперь эти «христиане»? Обыватели, вся натура которых состоит из трусости и подлости.

Как тебе известно, животные

бывают двух видов: одним оборону создает темнота, под покровом которой они спасаются от опасности и от смерти; для других же единственная оборона — это нападение. Да-да, пока нас боятся, наше дело правое. Однако викторианская жеманность превратила наших тигров в волов; мы поверили, что бороться за что-либо — нехорошо, что пить пиво — опасно, что влюбляться неприлично; потом еще оказалось, что кушать мясо — жестоко, веселиться — аморально, а дышать так вообще смертельно. Мы увязли в этих вездесущих страхах — и превратились в жирных, трусливых рабов. Я слышал, что Китченеру стоило немалых трудов собрать по своему призыву первую сотню тысяч. Только школы откликнулись сразу, еще спортивные клубы. Вот и выяснилось, что по-настоящему любят родину одни дворяне да спортсмены, то есть те самые люди, которых все последние годы иначе и не называли, как бездельниками и прожигателями жизни.

— Что ж, они оказались настоящими мужчинами, — кивнул Сирил.

— А больше, выходит, у нас не было мужчин, а были только жулики, старые бабы, трусы, ипохондрики да лежебоки?

— Боже, упокой душу Эдуарда VIIй7! Я думал, что все переменится еще со смертью Виктории, однако и в этот раз…

— Ладно, сейчас не время для поэтических излияний. Германии приходится, возможно, еще похуже нашего: у нее есть Социал-демократическая партия. Сирил от неожиданности сел прямо, спросил резко:

— Вы уверены в том, что говорите?

Его волнение по поводу очевидных пустяков, которые столь непринужденно излагал лорд Боулинг, могло показаться излишним; однако сам лорд ничуть не удивился.

— Я не просто уверен, я знаю, — спокойно подтвердил он. — Социал-демократы там сейчас — главная движущая сила войны. Цабернский инцидент показал, что боевого задора у германского юнкерства хватит в лучшем случае еще на год-полтора, а потом их не выманишь из своих нор ни на какую войну.

Боулинг умолк, ожидая реакции своего юного собеседника.

— А если и так, то что из того? — спросил Сирил спокойно, однако голос его дрогнул. В эту минуту он был совершенно трезв.

— А то, что эта партия стряпчих хотела войны и добилась ее, а сыграли они именно на возрождении духа «на стоящих мужчин», которые должны вновь отвоевать своей нации место под солнцем.

— Боже мой, боже мой! — молодой маг со стоном вновь откинулся на спинку кресла. Однако вскоре его отчаяние сменилось все той же великолепной самоуверенностью.

— А Кровавый Билл, наверное, сильно испугался за судьбу своей династии? — осведомился он.

— Это еще слабо сказано, — подтвердил лорд Энтони.

— Тогда подождите минутку! Картинка, кажется, вырисовывается неплохая… Дайте мне подумать. У меня такое чувство, будто я до сих пор еще не разучился этого делать.

Лорд Энтони молчаливо повиновался. Сирил молчал и минуту, и пять, и двадцать минут.

— Пожалуй,

мне действительно пора к Крипсу, — заявил он наконец. — Все-таки я его офицер связи. Моя обязанность — немедленно сообщать ему все, что я знаю о планах германского генерального штаба.

— Без всякого сомнения, — улыбнулся в ответ лорд Боулинг.

— Тогда давайте пройдемся по бульварам и выпьем где нибудь по чашечке кофе, — предложил Сирил. — Уже светает. Мы можем зайти в кафе «Ротонда». А потом я от правлюсь к своему портному и буду его тиранить до тех пор, пока не получу наконец свой мундир. Они вышли, вдыхая холодный утренний воздух. В трехстах ярдах от них, возле тюрьмы Сайте, собралась небольшая толпа. Она окружала нечто вроде высокой рамы из двух вертикальных балок, накрытых третьей, под которой поблескивал треугольный кусок металла.

Это была гильотина.

— Обывателю знай подавай победы — что в войну, что в мирное время, — усмехнулся Сирил. — Будем считать, что вчера я отлично развлек вас; а теперь, на закуску, предлагаю взглянуть на это изысканное зрелище, и можно будет считать вечеринку законченной.

Лорд Энтони поморщился: ему-то как раз было прекрасно известно, что там происходит. Однако любопытство его юного друга, казалось, передалось и ему. Они подошли ближе. Помост гильотины был оцеплен полицейскими.

В этот самый миг ворота тюрьмы открылись, и оттуда вышла небольшая, но весьма торжественная процессия.

Все взоры немедленно устремились к центральной фигуре: это был мужчина, очевидно, уже очень старый, с отвисшей челюстью; из глотки его раздавался отвратительный вой. Глаза его готовы были выскочить из орбит, а выражение их было таково, что описать его невозможно никакими словами. Руки, упрятанные в рукава странного балахона, были крепко привязаны к туловищу. Двое стражников поддерживали его, в то же время решительно подталкивая вперед. Кроме этого ужасного крика, вокруг не было слышно ни звука. Из толпы не доносилось ни шороха, ни вздоха. Служаки знали свое дело: быстро, почти машинально они уложил и старика на доску, привязали к раме. Его вопли неожиданно прекратились. Еще через секунду раздалась отрывистая команда жандарма; нож упал. Толпа вздохнула, как единое существо, глубоко, жутко, каким-то нечеловеческим вздохом. Лорд Энтони Боулинг потом так и не мог вспомнить, когда именно до его ушей донесся звук падения головы в корзину, до этого вздоха или после.

— Кого казнили? — спросил Сирил у соседа.

— Un Anglais, — ответил тот. — Le Docteur Balloch [19]

Сирил пошатнулся: в этом страшном старике он никогда бы не узнал своего бывшего знакомого.

В тот же миг к нему приблизился еще один человек, не узнать которого он не мог бы при всем желании, даже одетым, как сейчас, в форму французского полковника — Дуглас!

Он держал за руку девочку: глаза у той заплыли гноем, волосы, были растрепаны, улыбавшийся рот раскрыт; казалось, что ребенка самым бессовестным образом накачали наркотиком.

19

Это англичанин, доктор Баллок (фрц.)