Лунное очарование

Мартин Дебора

«Интересно, – подумала Эсме, – кто бы это мог быть?»

И тут же раздавшийся рядом знакомый голос заставил ее похолодеть:

– Мистер Джеймс Монтроуз, если не ошибаюсь?

«Лорд Уинтроп! Что, черт побери, он здесь делает? Неужели все-таки решил рассказать обо всем?»

Эсме поспешила ретироваться – ей не хотелось лишний раз общаться с Уинтропом, хотя она чувствовала, что не может пребывать в неведении относительно того, о чем он будет разговаривать с ее отцом. В итоге она заняла позицию за дверью, откуда могла отлично все слышать.

– Простите,

что потревожил вас, сэр, – продолжал гость, – тем более что мы не знакомы. Генри Раштон объяснил мне, как вас найти. Разрешите представиться: Йен Уинтроп, британский посол. Дело в том, сэр, что мне срочно нужен переводчик с сиамского. Раштон утверждает, что вы можете мне в этом помочь, сэр.

Эсме почувствовала невольное облегчение. Стало быть, Уинтропа привели в их дом чисто практические нужды, а не желание донести отцу о ее проделках.

– Буду рад помочь вам, сэр, – откликнулся Джеймс. – Кстати, вы легки на помине, ваше сиятельство, – только что мне рассказывала о вас моя дочь.

– Ваша дочь?

– Как она утверждает, вы вчера танцевали с ней.

Эсме вспыхнула. Какого черта отцу понадобилось говорить об этом? Теперь этот тип наверняка решит, что после расставания Эсме только о нем и думает. Девушка живо представила самодовольную улыбку на лице Уинтропа. Как бы он не вообразил, что она влюбилась в него по уши.

– Да, верно, – проговорил Уинтроп. – Мисс Монтроуз сказала, что вы не могли присутствовать на балу, поскольку нам вчера немного нездоровилось. Надеюсь, сегодня с вами псе в порядке?

– Честно говоря, ваше сиятельство, моя болезнь не телесного плана, а скорее душевного, поэтому я недолюбливаю балы. Пока моя жена была жива, она меня едва ли не силой вытаскивала, а как скончалась…

– Да, конечно, – сочувственно кивнул Уинтроп. – Балы и впрямь порой бывают невыносимо скучны.

– Я рад, что вы меня понимаете! – благодарно улыбнулся Джеймс.

Эсме недовольно поморщилась. Ее отец не разговаривает с этим Уинтропом и минуты, а тот уже, кажется, успел расположить его к себе. Все усилия вызвать у отца антипатию к этому типу оказались напрасными.

– Надеюсь, на вчерашнем балу вы не очень скучали? – продолжал Джеймс.

– Никоим образом, сэр. К тому же общение с вашей дочерью способно поднять настроение кому угодно!

Губы Эсме сжались. Ну зачем Уинтроп говорит об этом? Теперь он уж точно все расскажет отцу, не посмотрев на свою клятву… Каков нахал, однако!

– В самом деле? – удивился Джеймс. – А у меня сложилось впечатление, что вы Эсме чем-то не угодили… Впрочем, не стоит обращать внимания, ваше сиятельство, – у девочки иногда бывают всякого рода причуды. Надеюсь, вы ее не обидели?

– Мне кажется, просто ваша дочь из тех, кто не любит, когда им указывают на недостатки. Я заметил, что мисс Монтроуз… как бы это сказать… немного необузданна, Согласитесь, в ней ведь действительно есть эта черта… Готов признать свою вину, но мог ли я предположить, мистер Монтроуз, что это ее так сильно обидит?

– Мне и самому порой кажется, что мы с женой слишком

много позволяли дочери. Жена умерла, когда Эсме было пятнадцать. Теперь я тоже иногда проявляю слабость и позволяю себе ее побаловать. Но поймите меня: дочь – мое единственное утешение…

– Разумеется, сэр. Если я чем-то задел мисс Монтроуз, то готов прямо сейчас лично принести свои извинения. Бог свидетель, желания ее обидеть у меня не было.

Руки Эсме сжались в кулаки. И он еще смеет заявлять, что у него не было желания задеть ее чувства! А поцелуй, насильно сорванный с ее губ, – это, стало быть, для него ничего не значит? Какой нахал, а еще строит из себя джентльмена! Если бы Господь Бог прямо сейчас поразил Уинтропа молнией, Эсме, пожалуй, ничуть бы не удивилась.

Но почему тогда воспоминание о поцелуе вовсе не вызывает у нее праведного гнева? Почему ей хочется повторения, хочется откинуть все светские условности, сделаться не опускающей взор по всякому поводу и без повода невинной скромницей, а бесстыжей соблазнительницей, роковой женщиной?

Эсме провела рукой по губам, словно надеясь при помощи этого жеста стереть воспоминание о вчерашнем поцелуе, а заодно неизвестно откуда взявшиеся мысли.

– Не хотите ли чаю, милорд? – любезно предложил Джеймс.

– С удовольствием. Сегодня очень жарко: полагаю, чашка чаю меня освежит.

– Дочка! – позвал Джеймс. – Ты здесь, дорогая?

Эсме отнюдь не хотелось выбираться из своего укрытия, но выхода у нее не было.

– Да, папа? – как ни в чем не бывало произнесла она, появляясь перед отцом.

– Тебе нетрудно принести нам чаю? Не знаю, куда запропастилась Мириам…

– Хорошо, папа.

Когда Эсме пошла на кухню, ее ничуть не удивило, что Мириам там не было. «Должно быть, все еще треплется со своей миссис Бингэм!» – решила она.

Вернувшись в гостиную, Эсме застала отца беседующим с Уинтропом так непосредственно, словно они знали друг друга тысячу лет. Не произнося ни слова, она поставила на стол поднос с чаем, стараясь при этом не смотреть на Уинтропа, хотя кожей чувствовала, что сам он пристально разглядывает её с ног до головы. Эсме знала, что она сейчас выглядит не идеально – юбка ее немного помята, прическа растрепанна, а посол наверняка это заметил, но… Не начинать же прихорашиваться прямо перед Уинтропом! Чего доброго, этот сексуально озабоченный тип решит, что она на все готова ради него.

– Посиди с нами, дорогая! – обратился к ней отец.

– Извини, папа, некогда. Мне нужно позаботиться об обеде. – Эсме решила прибегнуть к той же уловке, которую использовала давеча Мириам. Хотя она намеренно повернулась к Уинтропу спиной, его взгляд словно прожигал ее.

– Позвольте все же попросить вас уделить нам пару минут, мисс Монтроуз, – произнес лорд. – Мы с вашим отцом как раз обсуждали, где мне лучше найти переводчика. Может быть, вы сможете дать мне какой-нибудь совет?

Эсме знала, что он нарочно дразнит ее. Ей хотелось выскочить из комнаты пулей, но это означало бы признание своего поражения.