Лунные грезы
Шрифт:
Отель казался Корри огромным лайнером, плывущим вне времени и пространства. Гости приезжали и уезжали, но Савой оставался таким же, готовым принять своих прославленных посетителей.
Наконец все было сделано. Корри поставила последний поднос с остатками завтрака, уставленный костяным уорчестерским фарфором, расписанным тонкими золотыми линиями и гондольерами в алом с золотом костюмах, перед дверью номера, где его заберет официант, и вернулась с тележкой в служебное помещение, снабженное всеми орудиями труда гостиничной прислуги, от подъемника с горячими и холодными
– Да ты просто молния! Еще только полдень!
– Мне повезло. Все номера были пусты.
Гости часто оставались в номерах почти весь день, а это означало, что горничные не имеют права нарушать их покой. Утверждали даже, что горничная как-то преспокойно застлала постель, не обращая внимания на спящего постояльца, который позабыл вывесить табличку «Не беспокоить» и не опустил шторы.
– Выпьешь чашечку чая? Или у тебя нет времени? В комнате хранились запасы минеральной воды, чая, кофе, печенья, фруктов и хлеба.
– Нет, надо бежать, – торопливо отговорилась Корри.
Шеван проводила ее завистливым взглядом. Корри бесшумно метнулась по коридору. Письмо, первое с того дня, как она появилась в «Савое», казалось, вот-вот прожжет дыру в переднике.
Добежав до лестницы, ведущей в помещения для обслуги, девушка нерешительно остановилась. Почему-то ей не хотелось возвращаться в убогую каморку. Вряд ли горничная уже успела там убрать… и в любом случае письмо Арлекина заслуживало лучшей обстановки. Где можно прочесть его, не спеша и наслаждаясь каждой строчкой? В столовой полно народа, а постояльцы не должны видеть ее стоящей без дела в коридоре.
После долгих раздумий девушка наконец отважилась. Стараясь не попасться на глаза старшей по этажу, она села в лифт и поднялась на четвертый этаж, где располагались суперлюксы с видом на Темзу.
Корри, с заколотившимся сердцем, открыла дверь апартаментов Марии Каллас, скользнула внутрь и, повернув ключ в замке, прислонилась к стене, тяжело дыша. Люкс был отделан в неярких зеленых тонах; панели декорированы зеркалами в изящных рамках. Тишину нарушали только смех и музыка, доносившиеся с прогулочных катеров. Комната так и сияла – сквозь французские шторы лился солнечный свет, отражаясь от атласа и красного дерева, высвечивая барельеф на камине серого мрамора. Корри, немного успокоившись, решительно подавила желание сбросить туфли и утонуть в гигантском кресле, словно манившем присесть. Белые нарциссы, красовавшиеся в вазе на низком столике, казалось, были высечены из мрамора и никогда не завянут.
Девушка робко присела за письменный стол с обтянутой кожей столешницей и сунула руку в карман. В конверте, пересланном адвокатом, лежал другой, из дорогой французской бумаги, чуть потрескивающий под рукой. Корри благоговейно дотронулась до него, наслаждаясь характерной текстурой, вспоминая все предыдущие письма, хрупкий бумажный мостик, ариаднину нить, медленно, но неуклонно показывающую дорогу назад, в реальный мир. И тут нетерпение охватило ее с новой силой. Она просто не может больше
Корри взяла нож из слоновой кости для разрезания бумаг и вскрыла конверт.
Моя дорогая маленькая Коломбина!
Работа, отель, адвокат… что дальше?! Ты поистине неисчерпаемый источник сюрпризов! И говоря по правде, как я могу не одобрить все это?! Единственное, чего я опасаюсь, – уж не связана ли твоя работа с пением? Помни, это самый опасный момент в твоей карьере. Ты еще очень молода, а голос можно поставить или навек потерять меньше чем за год. Пожалуйста, если можно, дождись мистера Бейера.
Что же касается остального, я рад, что ты без сожаления избавилась от мифического наследства.
Ожидание парализует мозг и волю, а тебе необходимо быть свободной, обрести голос, испытать свои возможности в полную силу. Но бедный мистер Уитейкер… как мне его жаль! Надеюсь, ты не напугала его до смерти, поскольку вполне на это способна. Слишком хорошо я знаю свою Коломбину. Терпение не относится к сильным сторонам твоего характера. Но поверь, я не променял бы тебя на все сокровища мира.
Да, должен признать, что преклоняюсь перед тобой. Удивлен, потрясен, но мне немного грустно – очень тяжело находиться в неведении о том, что с тобой и чем ты занимаешься. Мы долго-долго были почти родственниками. А теперь моя Коломбина стала взрослой женщиной, у нее своя жизнь, и я чувствую себя так, будто ты покинула отчий дом. Смогу ли я быстро отыскать тебя, если заболеешь, попадешь в беду и будешь нуждаться в помощи? Конечно, это нелепо, но видишь ли, ты слишком много значишь для меня, моя Коломбина.
И не стоит меня благодарить. Я бы хотел сделать для тебя много больше, но понимаю и уважаю твое желание стать независимой. Мы похожи и в этом… как во всем остальном. Поверь, за эти годы ты дала мне столько же, сколько я тебе, если не больше. И ты ничем мне не обязана. Мы равны. Моя жизнь была бы скучна и уныла без тебя, маленькая нетерпеливая подружка.
Прошлой ночью было полнолуние. Я думал о тебе, сидя у окна.
Арлекин.
P.S. Не забудь: «Милая и сладостная» Скарлатти и «Мои прекрасные лилии» Кассини. Четкие гласные и тосканский акцент. Я настаиваю.
Корри улыбнулась и, скомкав письмо, без малейших колебаний положила его в пепельницу и подожгла. Спираль лохматого дыма, оранжевая вспышка – и кучка пепла. Все. Именно он просил ее делать это. С самого начала.
Мои письма – только для тебя. Думай о них, как о голосе друга, доносящемся сквозь пространство. Только так и не иначе.